- Опять этот Гусельников звонит. По местному. Требует приема.
Корнилов вздохнул. Гусельников осаждал его уже месяц. Сначала прислал длинное и вежливое письмо. Чувствовалось, что у автора дрожат руки - буквы были большие и волнистые. Гусельников жаловался на то, что уже два года, как уголовный розыск установил у него в квартире, в настольной лампе, подслушивающее устройство и следит за каждым его словом.
«Нельзя преследовать человека всю жизнь, - писал Гусельников. - Я уже давно стал честным человеком. Три года назад сотрудники стадиона имени Сергея Мироновича Кирова с почетом проводили меня на пенсию. Подарили телевизор и оставили постоянный пропуск на стадион. И вот теперь я снова на подозрении. Почему? Стыдно травить старого, больного и ныне беспредельно честного человека». Заканчивалось письмо просьбой убрать магнитофон из квартиры.
«Что за бред? - подумал Корнилов. - Какой магнитофон, какая слежка? Этот Гусельников явный псих!» Он повертел письмо в руках, не зная, что с ним делать, а потом написал на нем: «В архив».
Но Гусельников продолжал писать. Начальнику управления, в горком партии, в Министерство внутренних дел. И все письма стекались к Корнилову. Он попросил сотрудников райотдела навести справки о К. Гусельникове. Оказалось, что он действительно болен. Несколько лет страдает психическим расстройством. Мания преследования. А двадцать лет тому назад был приговорен к десяти годам заключения за крупные взятки - он работал в отделе учета и распределения жилплощади. Отсидел он семь лет и все последние годы проработал сторожем на стадионе…
И вот теперь просится на прием… Что ему сказать? Как объяснить ему, что никакие магнитофоны уголовный розыск никому не подключает? Как разговаривать с больным? Не принимать? Но он опять будет писать во все концы.
- Ну так что ему сказать? - спросила Варя.
- Пусть приходит! - решился Корнилов. - Позвони, чтобы пропустили ко мне.
Варя удивленно посмотрела на своего начальника и хотела уже закрыть дверь, но Корнилов остановил ее.
- Нет, Варя, он больной человек, еще заблудится в наших коридорах. Сходи-ка за ним сама…
- И-и-и-горь Васильевич, - недоуменно протянула Варя.
- Иди, иди!
Через десять минут Гусельников сидел в кресле перед Корниловым и быстро-быстро моргал длинными белесыми ресницами. Он был высок, тощ, как дистрофик, и вся кожа у него - и на лице и на руках - пестрела от крупных рыжих веснушек. Корнилов ожидал увидеть дергающегося психа с шалыми глазами, готового забиться в падучей, но Гусельников смотрел на него осмысленно и спокойно, и походил он скорее на старого доктора, чем на больного.
- Я вас слушаю, - сказал Корнилов.
Гусельников поерзал в кресле, наморщив и без того морщинистый лоб, и, весь подавшись к Корнилову, сказал тихо, просительно:
- Уберите магнитофон, товарищ начальник, перед вами как на духу - расквитался я сполна за грехи. Честно живу на свою кровную пенсию… - Он хотел что-то еще сказать, но в это время дверь отворилась, и снова вошел Семен Бугаев.
- Разрешите, Игорь Васильевич? - он подошел к столу.
- Что-нибудь срочное у тебя? - спросил Корнилов.
Бугаев пожал плечами.
- Мне Варя сказала зайти к вам.
Корнилов усмехнулся. «Варюха, видать, решила, что с сумасшедшими надо разговаривать вдвоем». Сказал Бугаеву:
- Садись, поговорим вместе. - И, обернувшись к Гусельникову, отрекомендовал: - Это наш работник - старший уполномоченный Бугаев. Я думаю, он нам поможет…
Бугаев удивленно поднял брови.
- Товарищ Гусельников пришел к нам с жалобой на действия уголовного розыска. Обижается, что мы до сих пор следим за ним… Вмонтировали в настольную лампу магнитофон. - Подполковник в упор смотрел на Бугаева. Лицо у Корнилова было серьезное, и только глаза смеялись. - Товарищ Гусельников много лет назад совершил преступление, но стал честным человеком, сейчас на пенсии…
- Истинно, так, - кивнул головой Гусельников, - доживаю свой век честно и праведно. Любим сослуживцами. Бывшими сослуживцами.
- Н-н-да, - произнес нерешительно Бугаев и стал медленно потирать подбородок. - Н-н-да, - повторил он, глядя то на Корнилова, то на Гусельникова.
- Поймите, - Гусельников придвинулся вместе с креслом к сидящему напротив Бугаеву. - Поймите, молодой человек. - Он положил свои длинные веснушчатые ладони на колени старшему оперуполномоченному. - Расходовать магнитофонную ленту на мои старческие разговоры с такими же никчемными стариками, как я, - непозволительная роскошь для уголовки…
Игорь Васильевич улыбнулся, видя растерянность Бугаева. А про Гусельникова подумал: «Интеллигент, интеллигент, а прошлое еще напоминает о себе - вот как он про нас: «уголовка»».
- Я пришел к выводу, товарищ Бугаев, - сказал Корнилов, - что наблюдение за Корнеем Корнеевичем Гусельниковым надо полностью прекратить. Полностью и навсегда, - повторил он с нажимом.
Бугаев сидел с каменным лицом.
- Семен, ты поедешь сейчас с товарищем Гусельниковым и заберешь передающее устройство. У тебя есть ко мне вопросы?
Бугаев вдруг усмехнулся и отрицательно покачал головой. По тому, как блеснули его глаза, Корнилов догадался, что Бугаев наконец все понял…
- Товарищ начальник, - сказал Гусельников радостно. - Товарищ начальник… Я так благодарен, что вы мне поверили. Я старый, по гроб жизни честный человек…
- Корней Корнеич, - Корнилов встал. - Не будем терять время. Садитесь в машину вместе с сотрудником и поезжайте. - И, обернувшись к Бугаеву, сказал: - Семен, одна нога там, другая здесь. Ты мне будешь нужен.
- Товарищ Корнилов! - двигаясь к дверям, причитал Гусельников с умилением. - Какой человек, какой человек!
Как только они ушли, Корнилов вызвал секретаршу.
- Варвара Григорьевна, - начал он строго. - Это вы прислали ко мне Бугаева?
Варвара покраснела:
- Игорь Васильевич, сумасшедший же… Мало ли что!
- Старик ведь, - уже мягче сказал Корнилов.
- Все равно, - упрямо сказала Варвара. - Вон в Москве сумасшедший с ножичком ходит…
- Эх ты, Варвара, в уголовном розыске работаешь, а слухами пользуешься!
Варвара вдруг засмеялась:
- Приходится, товарищ начальник. Вы ведь все секреты секретничаете.
Корнилов махнул рукой:
- Тебя переубеждать - себе дороже. А Семена ты, Варя, подвела. Дал я ему ответственное заданьице - шизофреника Гусельникова излечить.
Варвара недоуменно уставилась на Корнилова.
- Редкий случай - человек свихнулся на почве своих старых преступлений. Мания преследования.
«А что? - подумал Корнилов, когда Варя ушла. - Вдруг этот псих поверит нам и вылечится? И перестанет писать свои дурацкие письма!»
Мысль послать Бугаева к старику пришла совсем неожиданно. Слушая монотонные вариации Гусельникова на тему о записывающем аппарате, Корнилов вдруг подумал: «Сколько ему ни объясняй сейчас, что никто за ним не следит и никаких магнитофонов у него дома нет и быть не может, не поверит. Хоть всю эту настольную лампу разбери у него на глазах на части - только усмехнется и будет твердить свое. А что, если подыграть ему? Правде не верит, может, поверит в ложь? - Корнилов невесело усмехнулся. - Вот ведь как в жизни бывает, каким концом старые делишки-то человека по башке стукнут…»
8
И в машине Гусельников продолжал бубнить себе под нос, какой чуткий человек товарищ Корнилов. Жил он на Петроградской, и, когда ехали по Кировскому, Бугаев вспомнил, что как раз вчера исходил в этом районе все улицы, расспрашивал в ЖЭКах, не пропал ли за последние дни кто-нибудь из жильцов.
- Корней Корнеич, так вы в каком доме живете? - спросил он заинтересованно, обернувшись к Гусельникову.
- Профессора Попова, дом тридцать восемь. Я уже докладывал вам, - ответил старик и, неожиданно хихикнув, погрозил Бугаеву пальцем. - А вы все хитрые ребята в угро! Шустрики.
- Да, да, говорили, - пробормотал Бугаев, - это я так, засмотрелся по сторонам, забыл.
Бугаев вспомнил: он был в этом доме. Разговаривал в ЖЭКе с паспортисткой. С дворником. Колоритный такой дворник - огромного роста, с большой бородой. Бугаев еще подумал: «Наверное, до революции были такие дворники. Сидели у ворот со свистками и помогали жандармам выслеживать революционеров…»