В-третьих, политическое давление на Россию может касаться не только региональных проблем, но и устройства всего нашего политического режима.
Понятно, что нынешнее руководство России, сделав ставку на противостояние с Западом, не сможет и, скорее всего, не захочет проявлять строптивость на Востоке при возможном обострении отношений с Китаем. Москва фактически уже сейчас превращает себя в младшего партнера Пекина и будет оставаться им в дальнейшем. Поэтому на практике она вынужденно пойдет как на продажу Китаю природных ресурсов по монопольно низким ценам, так и на формирование особой системы отношений Пекина с восточными российскими регионами.
Покупать лояльность дотационных регионов Кремлю будет в такой ситуации не на что, но это ведь не означает автоматически развала политического режима. У него еще есть серьезный силовой ресурс для сохранения статус-кво: недаром в бюджетах последнего времени наметился перекос в пользу армии и полиции при очевидном недофинансировании здравоохранения, образования и культуры.
Конечно, подобный сценарий превращения России в сырьевой придаток Китая понравится у нас далеко не всем. В той или иной мере, скорее всего, появятся интеллектуальные и даже политические движения против «порабощения» России. По крайней мере, в элитах противостояние восточному курсу рано или поздно наверняка наметится. С определенной долей условности эту перспективу можно сравнить с тем, как в странах советского блока время от времени (вплоть до бархатных революций 1989 года) возникало стремление выйти из-под контроля «большого брата». И позиция Китая в отношении Москвы будет, очевидно, напоминать былые действия нашего «большого брата» в отношении Варшавы, Праги или Будапешта.
До сих пор мы в этом тексте рассматривали возможное развитие событий так, как если бы страны Запада вообще перестали интересоваться судьбой России, полностью «сдав» нашу страну Китаю. Однако на самом деле так, конечно, не будет. Англо-американские союзники после Второй мировой войны «сдали» Восточную Европу Сталину, но не перестали ею интересоваться. Не прекратили оказывать влияние на польские, венгерские, чехословацкие и прочие элиты. Если СССР фактически впрямую контролировал Восточную Европу и даже два раза (в 1956 и 1968 годах) вводил свои войска в «братские страны» (Венгрию и Чехословакию, соответственно), то Запад в основном стремился сформировать привлекательный образ рынка и демократии, а следовательно, заинтересовать элиты в осуществлении внутренних реформ, которые резко снизили бы зависимость Варшавы, Праги или Будапешта от Москвы.
Серьезное воздействие на элиты, как мы помним, Западу оказать действительно удалось. К моменту падения Восточного блока среди политиков и интеллектуалов, проживавших в государствах Восточной Европы, почти не оставалось прямых сторонников ориентации на Москву. Но надо заметить, что все же до тех пор, пока Михаил Горбачев не устранился от силового контроля над поведением «младших братьев», бархатные революции были неосуществимы.
С Китаем нынче складывается похожая история. С одной стороны, он будет иметь возможность давить на зависимое от него московское руководство и требовать проведения соответствующего курса. С другой — оппозиционные представители нашей элиты станут ориентироваться на новое сближение с Западом по мере того, как все более очевидно начнет проявляться наше превращение в сырьевой придаток. При этом как Америка, так и Евросоюз будут оказывать поддержку прозападным российским элитам. Однако надо понимать, что до тех пор, пока московский режим сможет сохранять прочность, эта поддержка может быть, скорее, моральной, чем силовой или финансовой.
Заметим попутно, что никаких цветных революций невозможно устроить извне до тех пор, пока режим пользуется достаточной поддержкой изнутри. Разного рода конспирологические теории, существующие на этот счет, разрушаются хотя бы примером Беларуси, где более двух десятилетий уже правит Александр Лукашенко. Казалось бы, именно Беларусь Америка хотела бы в первую очередь «демократизировать», поскольку правитель этой страны занимал значительно более антиамериканские позиции, чем когда-либо занимали правители Украины, Грузии или Молдовы. Однако до тех пор, пока позиции Лукашенко внутри своей страны достаточно крепки, никакие «мировые закулисы» не способны как-то демократизировать Беларусь. Точно так же смешно говорить о какой бы то ни было демократизации России извне до тех пор, пока внутри нашей страны не созреют необходимые для демократизации предпосылки.