Если же дело дойдет до разрушения режима волной массового протеста обнищавших людей, то с большой степенью вероятности можно предположить, что эта волна вознесет наверх очередного диктатора, способного обещать толпе все подряд. Вскоре этот диктатор тоже рухнет под грузом невыполненных обещаний, и толпа снова займется истеричным поиском спасителя, которого найти будет трудновато. В итоге нестабильность экономическая будет какое-то время сопровождаться нестабильностью политической, причем отдельные регионы страны станут искать возможности для самостоятельного выживания, поскольку обнищавший центр потеряет возможность осуществлять трансферты.
Регионы, способные сами заработать себе деньги, обретут высокую степень хозяйственной самостоятельности. Властям (даже самым безумным) не удастся перекачивать из них деньги в дотационные регионы, как ныне перекачиваются нефтедоллары. Нефтью можно управлять административно до поры до времени, но в экономике, не зависящей от добычи ресурсов, должны быть стимулы. Если обложить производителя сверхналогами, он просто все бросит и уедет за рубеж.
В итоге Россия, скорее всего, будет развиваться по принципу «разных скоростей». Западные регионы с квалифицированными кадрами, с хорошей инфраструктурой и с туристической привлекательностью смогут выжить, тогда как у глубинки возникнут серьезные проблемы. Весьма вероятно, что в конечном счете образуется большой интернациональный мегарегион, включающий Москву, Санкт-Петербург, Хельсинки и Таллин. Этот мегарегион сможет привлечь зарубежные инвестиции, создать сеть высокоскоростных магистралей и сменить бесперспективную стратегию импортозамещения на экспортную ориентацию. Конкурировать с дешевыми китайскими товарами будет сложно, однако этот мегарегион сумеет найти свою нишу, как смогло ее найти большинство стран Центральной и Восточной Европы при осуществлении разумной экономической политики.
Если в России рано или поздно сформируется нормальная демократическая система власти, западный мегарегион создаст стимулы для постепенного вовлечения в нормальное развитие некоторых других российских регионов. Если же надолго сохранится популистский хищнический режим, разрыв в уровне экономического развития будет нарастать, как нарастал он во времена Мао Цзэдуна между Гонконгом и Тайванем, с одной стороны, и Китаем, с другой.
Заключение
ПОЧЕМУ РОССИЯ НЕ ВПИСЫВАЕТСЯ В XXI ВЕК
Россия с ее нынешней политикой плохо вписывается в формирующуюся картину XXI века. Мы в основном ориентируемся на давно прошедшие времена, гордимся былыми свершениями, ищем ориентиры в истории и стараемся отгородиться от того нового и непривычного, что несет с собой текущее столетие.
В основе наших проблем лежит так называемое ресурсное проклятие [Gel’man, Marganiya 2010]. Мы упорно ориентируемся на то, что жили, живем и будем жить за счет продажи энергоносителей. Любое падение цен на нефть воспринимается как временная неудача. Народ затягивает пояса и ждет того благословенного времени, когда нефтедоллары вновь бурным потоком хлынут в Россию. Наша страна существовала за счет энергоносителей в эпоху позднего СССР, затем вновь стала получать нефтяную ренту в «благословенные нулевые», и даже после кризиса 2008-2009 годов ненадолго вкусила радостей импорта, оплаченного нефтедолларами. Мы не хотим видеть, как быстро меняется мировая энергетика, как интенсивно добываются в Америке сланцевые энергоносители и как появляются в Европе альтернативные источники энергии.
Стремление вечно жить на нефтяную ренту стимулирует нежелание понять суть глобализации. Российским общественным сознанием не воспринимается мысль о необходимости конкурировать за привлечение капиталов. Вообще-то экономика XXI века строится на том, что миллиарды долларов кочуют по миру и ищут места, наиболее пригодные для инвестирования. А мы с легкостью упускаем те инвестиции, которые пришли к нам в период высоких цен на нефть, поскольку не осознаем их важности. Более того, часто можно слышать высказывания, будто великая Россия больше нужна международным капиталам, чем они нам. Иностранцы, мол, хотят нас закабалить и расчленить из-за невероятной привлекательности наших ресурсов, а потому мы не нуждаемся в инвестициях.