16. Новый человек (или «постчеловек») стал иначе группироваться. Традиционное классовое деление общества утрачивает свое значение в связи с разрастанием среднего класса, однако мир вовсе не становится благодаря этому однородным. Формируются различные субкультуры и стили жизни. Обладая достаточными доходами, люди начинают строить свое существование уже не в зависимости от того, сколько денег могут потратить на дом, одежду и отдых, а в зависимости от того, какой образ жизни предпочитают. «Человек, попавший сегодня в США, Англию, Японию или Швецию, — писал известный американский футуролог Элвин Тоффлер, — должен выбирать не из четырех или пяти классовых стилей жизни, но буквально из сотен разнообразных возможностей» [Тоффлер 1997: 245]. Представитель среднего класса может выбрать «растительную жизнь» пригорода, а может — интеллектуальную жизнь городского центра с его выставками, музеями, театрами. Формируются субкультуры хиппи и сексуальных меньшинств. Кто-то предпочитает дауншифтинг, удаляясь на край света от насыщенного стрессами и информацией мира, а кто-то, наоборот, полностью погружается в информационную среду, стремясь следить за всеми происходящими изменениями. Известный испано-американский социолог Мануэль Кастельс впоследствии сделал вывод, что формируются еще и сообщества совершенно нового типа — виртуальные [Кастельс 2004: 70-73,141-163].
17. Разнообразие субкультур непосредственно связано с разнообразием высших духовных запросов. Люди не только живут и группируются по-разному. Они еще и верят по-разному — выбирают себе религиозные убеждения вне зависимости от традиции, то есть от того, как верили в Бога их отцы и деды. Духовная жизнь значительной части людей XXI века становится творчеством. Человек может выбрать себе веру из большого числа религий, порожденных многовековой мировой культурой, но может придерживаться и личных, нестандартных представлений о трансцендентном. Человек верит не в то, во что заставляют верить общество и священники, а в то, что ему лично близко. Как полагают Рональд Инглхарт и Кристиан Вельцель, «в постиндустриальных обществах люди больше задумываются о смысле и цели жизни, чем прежде. Сама религия не отмирает. Мы наблюдаем лишь изменение ее функции: место институциализированной догматической религиозности, обеспечивавшей непреложное соблюдение поведенческих кодексов в условиях непредсказуемости мира, занимают индивидуальные духовные запросы, удовлетворяющие потребность в осмысленности существования в обществе, где никому уже не грозит голодная смерть» [Инглхарт, Вельцель 2011: 54-55].
18. Различные социальные группы, субкультуры, духовные общности все чаще обнаруживают, что у них может быть больше сходства с подобными группами, субкультурами и общностями за рубежом, чем с соседями по своему национальному дому. Если национализм представлял собой важнейший процесс эпохи модернизации, поскольку втягивал городских рабочих, недавно лишь покинувших привычную сельскую общину, в единое «воображаемое сообщество», охватывающее всю страну [Андерсон 2001], то в эпоху постмодернизации национализм постепенно теряет привычные формы. Это не значит, что люди перестают чувствовать себя представителями определенного народа. Скорее, можно говорить о сочетании все большего числа различных идентичностей. Как немец человек близок другим немцам. Но как у баварца у него больше связей с тирольцами из Австрии. Как профессор он чувствует родство со всем европейским научным сообществом, а не с немецким пролетариатом. В духовном плане он как буддист сопереживает единоверцам из Азии, а не традиционным баварским католикам. И, возможно, как увлеченный коллекционер кактусов постоянно находится на связи с мексиканскими ботаниками, компетентными в данной области.
19. Если человек не ушел полностью в дауншифтинг, он вынужден на протяжении своей жизни проходить через по-настоящему значительные трансформации. Перемены могут оказаться ему не по силам. Хотя, как говорилось выше, модернизированное общество предполагает способность его членов к адаптации, в некоторых случаях скорость изменений становится выше психологических возможностей организма. Как заключил Э. Тоффлер, человек оказывается в состоянии футурошока — шока, возникшего от внезапно навалившегося будущего. В связи с этим может возникнуть защитная реакция. Первый вариант подобного реагирования — открытое отрицание реальности, оборачивающееся во многих случаях личной катастрофой не вписавшегося в меняющийся мир человека. Второй вариант — специализм, то есть проявление интереса лишь к тому, что касается одной специализированной области, необходимой человеку для поддержания его профессиональной квалификации или для общения с узкой группой друзей. Третий вариант — консервативная попытка вернуть мир назад, в то состояние, к которому можно легко приспособиться традиционными методами: например, устраняя все новое и непривычное с помощью полиции [Тоффлер 1997: 291-292]. Общества, не сумевшие адаптироваться к футурошоку, замедляют свое развитие даже в том случае, если они ранее в целом успешно проходили процесс модернизации.