Одним словом, разобравшись с модернизацией, нам нужно вновь браться за исследования, чтобы понять проблемы современности. В связи с этим и появляется термин «постмодернизация». Возможно, он не слишком хорош, поскольку не имеет внутреннего содержания (постмодернизация — это всего лишь то, что после современности), но поскольку в научной литературе давно уже утвердились понятия «постмодерн» и «постмодернизм», мы можем следовать в терминологическом плане по проторенной дорожке. Думается, лучше все же вписывать нашу проблематику в сложившийся категориальный аппарат, чем изобретать принципиально новые термины, а затем мучительно «воевать» с теми, кто их не понимает и не принимает.
Для начала зададимся вопросом: что такое постмодерн (постмодернизм)? На этот счет, сколько экспертов существует, столько и мнений. К данной проблеме можно подходить с разных сторон, и американский профессор Кевин Харт, создав на эту тему своеобразный путеводитель для начинающих (a beginner’s guide), скорее, запутал читателя обилием разнообразных трактовок, а не помог ему сформировать ясное представление о предмете [Харт 2006].
Французский профессор Жиль Липовецки, напротив, не вдаваясь в историю вопроса, предельно четко демонстрирует, что такое постмодернистская культура. В отличие от былых времен, для которых характерна нетерпимость к иной точке зрения, в постмодернизме «могут сосуществовать все мнения, все уровни знания, не вступая между собой в противоречия и конфликты». То же самое и в образе жизни: «все вкусы, все виды поведения могут сосуществовать, не исключая друг друга; при желании можно выбрать все — как самое обыкновенное, так и самое экзотическое; как новое, так и старое; как простую экологически чистую жизнь, так и жизнь сверхзамысловатую». Возникают невиданные ранее раздробленность и разобщенность. «Мужское и женское начала перемешиваются, утрачивая некогда четкие характеристики; гомосексуализм перестает считаться извращением; разрешено существование всех или почти всех сексуальных групп». В искусстве преобладают эклектизм, разнородность стилей, украшательство, метафоричность, развлекательность, провинциализм [Липовецки 2001: 25-26,67,162,180].
Но откуда все это возникло? Почему завершились вдруг вековые битвы идей? Для объяснения этой трансформации остановимся на подходе, предложенном британским профессором Перри Андерсоном, который, в свою очередь, основывается на эссе американского профессора Фредерика Джеймисона «Постмодернизм — культурная логика капитализма» [Андерсон 2011: 73-86].
Постмодернизм — это состояние общества, возникшее после того, как модернизация завершилась. Если в модернизирующихся обществах рынок лишь складывается и многое недоступно товарообмену, то теперь каждый материальный объект и каждая услуга становятся товаром. Если раньше власть имущие основывали свои позиции в значительной степени на внеэкономическом принуждении, то теперь все покупается и все продается. Власть принадлежит не тому, у кого меч длиннее, а тому, у кого длиннее рубль (доллар). Более того, если можно купить власть, то можно купить и социальный статус, образ жизни, уважение широких масс и т. д.
Мир всеобъемлющей купли-продажи мог возникнуть только потому, что произошли большие социальные изменения. Если все общество покупает и продает, значит, у него имеются соответствующие финансовые возможности. А это, в свою очередь, означает, что традиционное марксистское деление на классы (капиталист — пролетарий) постепенно размывается. Появляется новая зажиточная страта наемных работников и профессионалов, которые, с одной стороны, не являются эксплуататорами, но с другой — не относятся к числу несчастных, обездоленных тружеников [Маркс, Энгельс 1948, т. 1: 39].
Такое общество утрачивает былой радикализм, связанный с ожиданием светлого будущего и намерением построить его любой ценой. После революционных боев конца 1960-х годов новых стычек труда с капиталом не предвидится. Но от этого людям не легче, поскольку надо как-то переносить унылое настоящее. «Психическая жизнь, — отмечает Андерсон, — становится хаотичной и судорожной, подверженной внезапным перепадам настроения, несколько напоминающим шизофреническую расщепленность» [Андерсон 2011: 76]. Люди то превращаются в неумеренных потребителей различных благ, заболевая своеобразной «товарной лихорадкой», то погружаются в «глубочайшую нигилистическую пустоту».