— И Пьяновских четверо.
— Вона что!
— Пошто долго путались с теми?
— Зажаты, братишки, ижно дыхнуть нечем было.
— Дистиплина, значит, строгая у них?
— Не дистиплина, а прямо царский прижим!
— Федюху Лупоглазого не встречали?
— И, брат, он убит одним селедечником за большевизну!
— Ах, шкуры! Ну, ить, как их не хряпать после этого!
— Котосать и надо… Нет ли табачку, товарищи? Не куривши живем с два месяца.
— Есть, есть… Што ись цыгарет японских захватили при штабе.
Сквозь высокие сосны, как в окна, приходил голубой рассвет. Из труб над крышами притаившихся домов закудрявились сереброоблачные дымки.
— Расходитесь по двое в каждый дом, — распорядился Николай.
Лиза нашла в толпе Чеканова и Юзефа и, ухватив их за руки, торопливо сообщила:
— Сегодня заседание штаба, приходите обязательно… Будем решать вопрос о газете. Пришедшие товарищи говорят, что листовка Чеканова встречена солдатами хорошо.
Тонкая и стройная фигура девушки затерялась в толпе разбредающихся бойцов, а Чеканов поднял кверху большой палец и прищелкнул языком.
— Большевичка — во! — сказал он, забыв свои прежние размышления о ней и Николае.
Хутор Кирьяна Ивановича Лысых стоял на берегу речки Барзаначки в восьми верстах от волостного села Соболевки, где временно сосредоточился партизанский штаб. Новая пятистенка и надворные постройки Кирьянова хутора затерялись в густо засевшей чаще соснового и березового леса. Прямо из окон — вид на быструю, звонкую речку и на заросшие горы, уходящие к синеющим белкам. А позади, за лесами, шахматной доской раскинулись полоски полей. Говорили, что хутор Лысых известен гостеприимством всем конокрадам. Все же в окружности Кирьяна чтили как крепкого хозяина и человека с подвохом. Недаром белые власти сделали его председателем волостной земской управы. С занятием Соболевки Кирьян Иванович услужливо сдал партизанам все земское добро и незаметно перекочевал на хутор. Отсюда были слышны паровозные гудки, и Лысых это успокаивало. Партизаны заходили сюда редко. Кирьян Иванович врал им разные небылицы о белых, но врал умело. Белым передавал он тоже с опаской о партизанах. Сам он еще не мог решить, куда вернее податься. Кирьян видел нарастающую силу красных, но все его симпатии были не на их стороне.
Табун серых собак с лаем ломился в заборы и ворота. Два поджарых кобеля, подпрыгивая, царапали верхнюю плаху. Из-за шума речки и этого собачьего переполоха Кирьян не мог расслышать приглушенного голоса. Заворачивая на две стороны длинные черные волосы, он оттолкнул раму вместе со ставней и выглянул в окно.
— Кто тута?
Птичье лицо Зубарева приблизилось в упор.
— Не узнал разве?
— А, Митрофан Семенович!
— Тсс… не Митрофан Семенович, а Николай Герасимович Плетунов.
— Эвона!
Крупная фигура в подштанниках появилась в воротах.
Плетунов прокрался за ней от собак и потянул носом парной одуряющий запах помещения.
Лысых разбудил бабу.
— Ишь, скажи на милость, как спит! — Хозяйка вышла в сенцы, а Кирьян подсел к гостю и, глядя сбоку на горбатый нос, заговорил:
— Слыхать, Митроха, там у наших служишь?.. По какому делу фамиль-то с именем переменил?
Плетунов кивнул головой на горничную дверь.
— Никово нет, — предупредил хозяин. — Ночесь останавливались двое с торгом, а седни пусто… И все из-за этих потылицынских бродяг.
— А баба как? — покосился контрразведчик.
— Глухая она, на оба уха тяжела.
Плетунов снял кожаную тужурку и повернулся к хозяину лицом:
— Скажи, Кирьян Иванович, как можно пробраться к тем?
— Это к каким? — не понял Лысых.
— Ну, конечно, в потылицынскую банду… Как думаешь, хлопнут они меня или нет?
Хозяин поскреб волосатую грудь.
— Оно, скажем, могут хлопнуть, а может, и так пройдет… Как скажем, поведешь себя… Ты, видать, по поручению?
— По поручению… Дорогу укажи.
— Это плевое дело… А только присовет мой будет такой: заходи к ночи к Никанору Сметанину… Он мужик свой и у тех не на подозрении… Дело-то какое у тя?
— Дело важное, — протянул гость. — Не знаешь, где эта ихняя газета печатается?
— Газета? Нет, толком не скажу, а врать не хочу.
— Ну вот, — продолжал пришедший, — если мне не удастся прикрыть здесь кого нужно, то берись за дело ты со своими мужиками. А генералу Репьеву завтра же можешь донести, что я пробрался… Вот и заработаешь малость.
— Деньги-то нынче — солома. Кабы золотишка дал.
Подслеповатая, с пухлым животом хозяйка принесла миску квасу и в тарелке кусок свиного сала.