— Товарищ Шелестов здесь? — голос Лизы дрогнул.
— А кто спрашивает?
— Медведь, — запнулась она.
Человек с острой бородкой просунул голову в калитку и быстро осмотрел пришельцев.
— Скорее заходите, — как-то радостно и возбужденно зашептал он.
В маленькой боковой комнатушке Лиза внимательно разглядывала худощавого высокого хозяина, часто покашливающего и хватающегося за грудь. Ей вспомнились темные осенние вечера в Пуховой, когда они с Николаем и Чекановым готовили восстание партизан. Особенно памятной осталась ночь, проведенная в сильный мороз в риге гумна. У Лизы тогда сводило пальцы рук, но она стреляла вместе с товарищами в окружавшую гумно милицию.
— Товарищ Шелестов вчера только арестован и весь комитет тоже, — поспешно заговорил он. — Эта квартира очень опасна для нас, но через час мы все переберемся на ближайший разъезд, где предполагается собрание оставшегося партактива и небольшой части рабочих… Кстати, здесь сейчас находится член Цека. Он пробрался через фронт и сколачивает по городам нашу организацию.
— А как же ваша фамилия? — спросила Лиза, когда хозяин принес со двора кринку молока и положил на стол белую булку.
— Зовите товарищ Аркадий — и все.
Час прошел незаметно. Товарищ Аркадий подробно расспросил Лизу о партизанских действиях и планах и развел руками. Его чахоточное лицо подернулось желтым румянцем.
— Да что вы говорите?! — воскликнул он. — Вы говорите, что у вас было пять тысяч партизан, а здесь писали все время, что в банде Потылицына всего сотни полторы оборванцев, вооруженных исключительно дробовиками и топорами… Но мы не верили этим газетам, а когда прочитали ваш «Плуг и молот», то совсем убедились, что белые умышленно замалчивают перед рабочими о росте партизанского движения.
— У нас, скажу я вам, имеется двадцать пулеметов, и если б не чешская шваль, мы давно размололи бы казачишек! — похвастался Корякин. — И нашу газетку вот они с Чекановым сбрякали, — указал он на Лизу.
Товарищ Аркадий порывисто соскочил со стула и пожал им руки.
— Значит, это вы и есть идеолог, товарищ Пухова?.. Вот хорошо-то. Нам нужно договориться относительно общего плана борьбы и боевых лозунгов, потому что в вашей газете есть нечто от анархизма… Но тут — полдела, а вот если удастся взять совместно с партизанами этот город и тем самым отрезать путь отступления бегущей с запада белой армии — это да.
— А как быть с типографией? — спросила Лиза.
— Сейчас мы идем на собрание и там обмозгуем этот вопрос.
— Но Чеканов и Юзеф придут сюда только к двенадцати, — заметил Корякин.
— Вот это хуже… Но мы поставим посредине улицы караульщика, который приведет их туда же.
Над притихшим поселком нависла густая темь. Ветер стихал, и только голые ветви деревьев хрустко шумели, задевая друг о друга.
Товарищ Аркадий, придерживаясь за Лизину руку и тяжело дыша, рассказывал ей о Красной Армии, о политике Москвы.
— Вы очень сильная, товарищ, а я немного раскис, — закончил он, когда они поднялись на взгорок. Отсюда были видны фонари, глядящие в темноту красными глазами.
— Вот туда нужно, — указал он вправо, где темной стеной выделялся хвойный бор.
По магистрали, разбрасывая по сторонам дым, пролетел сибирский скорый. Путники зашли в ложбину и очутились на опушке сосновой чащи. На разъезде, в километре от тропы, еще маячила фигура стрелочника с зеленым фонарем в руках.
— Пропуск! — послышался из-за дерева скрипучий молодой голос.
— Поршень, — ответил товарищ Аркадий.
— А-а, товарищ Червонный!
Часовой опередил их своей высокой фигурой и тихо заговорил:
— Все в сборе… Ждем только вас… Сегодня много товарищей из военных присутствуют.
— А это вот партизанские руководители из потылицынского отряда.
— Вон что! — рабочий крепко облапил Корякина и приподнял его на воздух.
— Скорее, товарищи, — вполголоса послышалось впереди.
Собравшиеся сидели широким кругом. Ни разглядеть их лиц, ни пересчитать было невозможным. Выделялись на темном фоне только серые шинели солдат, светлые пуговицы железнодорожников. У некоторых из рукавов чуть заметными искрами вспыхивали цигарки.
Часть собравшихся поднялась на ноги, когда товарищ Червонный вошел в круг и начал свой доклад.
Лизе было уже известно многое, но она вслушивалась и взвешивала каждое слово члена Цека. Она даже забыла об опасности. Теперь все казалось просто. Красная Армия под Тюменью. Скоро будет взят Омск, столица реакционного казачества и генералов. С трепетом в сердце она чувствовала шум восстающих городов и взлеты революционных песен. Мысль о газете, о захвате типографии теперь казалась крошечной, незначительной. Но товарищ Червонный в конце доклада сказал: