— Я не понимаю вас, товарищ?
— А вот походите с мое, тогда поймете.
— В этом нет надобности… Давайте ближе к делу.
— Разведку посылали… на Шайтан-поле?
— Мы все разведки ведем через научно-исследовательский институт.
— Слыхал!
— Ну, и что же?
— Так с вашими же мандатами приехали туда люди!
— Это ничего не значит… Экспедиции наряжаются из помянутого института… Но вам что, собственно, нужно?
— Нужны деньги на организацию охотрыбацкого совхоза.
— Мы пока не предполагали по плану такого совхоза и вообще денег зря не бросаем… Это вам, как советскому работнику, должно быть известно… Но нужно потолковать…
— Там уже сотни рабочих корчуют тайгу… Вы посмотрите результаты разведки…
— Вот что! — начальник учреждения насупил рыжие брови и крепко нажал локтями на стол.
Пастиков взмок, как после парной бани. И таежный пот далеко не по вкусу пришелся поджавшим губки дамам. Начальник откинулся в кресло.
— Ну, хорошо, товарищ… Может быть там и выгодное предприятие, но мы без санкции директивных организаций таких крупных дел не решаем… Заходите завтра, а я соберу сведения.
В тот же день Пастиков добился свидания со знаменитым профессором Тяпиным, который выпустил книгу о камасинском племени. Профессор еще до мировой войны посетил улус и в шутку звал камасинцев «мой народ». Он же сосредоточил у себя всю переписку Пастикова.
Иконописный старик, похожий на русского Николу, продержал таежного гостя несколько часов только потому, что собирался выпустить вторую книгу о своем народце.
— Вот вы расскажите-ка о браках, — ученый умильно смотрел в утомленные глаза посетителя, — правда ли, что у них наблюдаются случаи полигамии? Или вот, погребальный обряд…
— Ничего не знаю, — багровел Пастиков. — Вы скажите, удастся или нет мне завтра же достать через институт денег?.. Ведь там разведка и три-четыре сотни колхозников.
— Совершенно вам сочувствую… Но… трудно ставить вопрос, пока не обработаны ваши материалы академическим способом… Впрочем, есть еще одно учреждение, в которое не мешает толкнуться — Комитет Севера.
— Но Комитет Севера не работает на юге.
— Вы правы, золотой мой… Тогда разве позвонить Окуневу.
— Кто это Окунев?
— А председатель правления крайохотсоюза… Прекрасный человек, знаете, самородок — вот вроде вас… Но я сам сегодня же пойду в крайисполком.
Над городом медлительно ширился рассвет, будто испытывая терпение спешивших жить людей. И опять, как накануне этого рождающегося дня, таежный человек бродил по кривым улицам краевой столицы. Улицы кончались тупиками заборов, возведенных непонятной прихотью былых хозяев города. Улицы были запутаны, как мысли Пастикова.
«Неужели откажут»?
Эти два слова до боли высекались в мозгу.
Кто-то крепко толкнул Пастикова плечом и чуть не сбил в канаву. «Кто-то» оглянулся, бросил в сторону таежника удивленный взгляд, сделал движение приподнять кепку я зашагал быстрее. Прохожий понял, что это не причинило Пастикову особенного беспокойства, даже не вывело его из раздумья. И только когда около четырехэтажного серого здания крайкома остановились гуськом машины, Пастиков слился с людским потоком и направился в парадную дверь.
Увидев себя в большое зеркало, он растерянно остановился. Обросшее, опаленное зноем лицо почти не отличалось от коричневой тужурки, рукав которой скалился клоком ваты. А тут девица с прямым пробором в пышных волосах загородила путь, слегка выставив вперед ножку в шелковом чулке.
— Вам куда, товарищ?
— Мне к секретарю крайкома.
— Возьмите пропуск у коменданта, а затем, изложите мне, по какому делу идете.
— Пропуск есть, — Пастиков качнулся на короткую ногу. — Мне нужно на заседание бюро крайкома.
— Так это вон в той зале.
Через стеклянные двери было видно десятка три людей, окружавших длинные столы под красным сукном. Люди разговаривали, просматривали газеты.
«Так вот они члены бюро краевой парторганизации», — Пастиков перешагнул порог, сел к стене. Кое-кто на мгновение оглянул вошедшего, а затем снова занялись своими делами.
— Зарегистрируйтесь, — предложил человек с гладко выбритой головой. — У вас доклад?
— Да… я вчера говорил с товарищем Линицким по телефону.
— Это о зверосовхозе?.. Так ваш вопрос стоит первым.
Пастиков оглянул залу. Хотел показать, что он держится свободно, но длинные столы, огороженные стульями, люди с серьезными лицами и даже эти окна, вышиной с его избу, внушали непонятную робость.