— Грыжа — не грыжа, черт с ней, а вот ежели снасть испакостим, тогда — закройся!
— Чего Петро-то смотрит?
Самоха выскочил из лодки и, завертывая на толстый брус взмокший канат, неистово ревел:
— Пластай, пластай, ребятушки!
Четверо рабочих ухватились за ваги, блок заскрипел, и невод плавно двинулся к берегу.
— Ох, как лопнет где ни набудь! — вздыхал горбатый старик. — Черти! Надуваются, как богатыри.
Севрунов стягивал сапоги и сквозь стекла очков тревожно поглядывал на Пастикова. Около них хлопали мокрыми юбками женщины.
— Гляньте, рыба-то! — первая закричала Анна.
Глаза рыболовов направилась на поплавки, но рыба черным табуном хлынула к берегу. Она вздымала волны и плескалась на поверхности. Три лодки под командой Самохи снова отплыли к неводу. Канаты загудели натянутыми струнами. С боков лодочники били по воде веслами, но лодки отбрасывало рыбным валом и, казалось, вся добыча уходила мимо невода. Что-то кричали и махали руками от второго ворота. Метались люди, метались красноперые таймени, перепрыгивали через поплава быстрые сиги и хариусы. Люди забыли думать, что зацепились за камень, и нетерпеливо подгоняли невод, напрягая последние силы. Некоторые оторопело бегали по берегу, глядя на подступающую черную гущу улова.
Но вот тяжелые грузила скрипнули по гальке, концы невода зашли на сухую косу, и на отмели, как серебряные рубли, запрыгали сначала хариусы, за ними пегие щуки и окуни. Мелкая рыба искала спасения от крупной и от мертвой петли невода. И только наиболее крупная билась в снасть, и наиболее смелая вылетала через нее обратно в озеро.
— Поднимай невод! — шумел Самоха.
Он кружился на лодке около длинного куля и не вытерпел, когда сгрудившаяся рыба особенно взбунтовала, угрожая прорвать невод. Бросив лодку, он по грудь ухнул в воду и подпер плечами верхнюю тетиву.
— Братцы, да тут целая каша! — захохотал он. — Тащи, тащи проворнее!
Но рыбаки не замечали его. На серой косе росли кишащие бугры добычи; она отливала сталью, серебром, изумрудом, золотом. Рыбный запах сразу перешиб запахи тайги. И когда главный хвост невода подходил к самому берегу, громадный таймень пробил снасть и закрутил толовой на поверхности воды.
— Хватай! — загремели голоса.
Самоха бросился к рыбе, но таймень ударил его хвостом по ногам и подкосил. Между рыбой и человеком завязалась борьба. Таймень движениями сильного тела делал отчаянные изгибы и отталкивал Самоху, старавшегося ухватить добычу за жабры. Самохе на помощь подоспела Анна. Она ударила рыбу по голове железным ломом.
— Ура! — загрохотали голоса.
Хвосты невода подтянулись. Тяжелые таймени барахтались в гальке и тяжело дышали.
— Мелочь бросай отдельно! — крикнул Пастиков, оглядев улов.
Петляя по темным ущельям, молодые камасинцы перебредали десятки горных ревущих речонок и огибали безымянные хребты. Стараясь не шуметь, они подбирались к становьям охотников. Разведчики каждый раз при виде дымков приседали, в кусты и замирали. Тайга дышала гарью копченого мяса и разлагающимися потрохами, а вокруг балагана висели обесцененные несвоевременным убоем шкуры зверей.
— Все пропал, — шептал Додышеву нетерпеливый Чекулак.
— Тут был Алжибай… Купец был тут, — вторил спокойный Джебалдок.
Студент торопил спутников. В нем появился задор охотника. Путь им не один раз пересекали следы зверей, а над головами шумно пролетали рябчики и глухари, но молодежь не делала ни одного выстрела.
Старик Парабилка встретился им на четвертые сутки. С продымленным побуревшим лицом он был неузнаваем.
— Где Алжибай? — спросил Додышев.
— Алжибай тут нет… Алжибай улус ходи. Он сказал всем камасинцам, что красные обманули и не привезут никакого товару… Русские тоже ходил по тайге и помогал старшине… Алжибай хитрой есть.
— Значит, маралов побили?
— Уюй! Мыного побил зверя… десять штук побил.
Додышев сорвал с черноволосой головы кепку и ударил ею о землю.
— Веди нас к ним! — тряхнул он старика за острые плечи.
— Ой, не ходи!.. худо будет… Мыного русских.
Додышев остыл и отпустил Парабилку.
— А где они?
— Здесь он… Под утесом лежи… Надо молчи…
Камасинец еще не успел договорить, как вправо от них совсем близко щелкнули выстрелы, на которые глухо откликнулось эхо горных высот.
Первым согнулся Парабилка. Остальные, растянувшись цепочкой, побежали за ним к утесу, за которым несла рычащие волны Сыгырда. Огибая болотистую трясину и горелый лес, высохший, как маральи рога, они уже достигали опушки густой чащи, когда ударил новый залп.