— Зачем пришел?
Алжибай не спеша набил трубку и подкинул хворосту на угасающий костер. Мясистые губы старшины зашлепали о чубук.
— Беда идет, Фанасей. — Алжибай сел против старухи и подпер коленями голый подбородок. — Беда… Со степей едет красная власть.
По кожану шаманки мягко зашуршала выпавшая из рук осока. Она подняла к неподвижному небу плоское лицо и сердито засопела трубкой.
— Красные люди заберут соболей, заберут белку, прогонят в тайгу маралов и сохатых, — тянул старшина сквозь табачный дым. — Степные переманят к себе нашу молодежь и начнут ловить рыбу в Ширане.
— Пускать не надо! — взмахнула кулаком шаманка. — Звериными шкурами заткни жадные рты степным собакам.
Старуха запнулась за сук, валявшийся под ногами, и упала бы в огонь, если б старшина не поддержал ее.
— Шаманить будем, — хрипела Фанасей. — В тайгу, за горы уведем своих.
Старуха сбросила кожан и уже из темноты юрты вышла в шаманском костюме и с бубном в руках.
— Клади огонь! — приказала она.
Алжибай повиновался. Давно он помнил этот костюм, украшенный клочьями шкур, хвостов, клыками зверей, какие только водились в сибирских лесах. И поверх всего тот же дракон, вышитый столетия тому назад каким-то искусником, опоясывал хвостом располневшую фигуру шаманки. Но так же давно Алжибай не верил в чародейную силу священного бубна, хотя нерушимо поддерживал его культ среди людей своего племени.
Он набил трубки табаком, пропитанным каким-то снадобьем. Стоя около пылающего костра, они курили молча до тех пор, пока по чубуку шаманки не поползла липкая зеленая слюна. Казалось, старуха сейчас заснет, но она с неожиданной прытью вскочила с места и загремела в бубен. Дребезжащие звуки вспугнули тишину утренней зари. Шаманка подражала крику зверей, свисту змей, птицам. Смешная и жуткая в своем костюме, старуха исступленно прыгала вокруг костра. Теперь уже желтая пена выступила на безжизненных губах шаманки. Она простирала руки с бубном и колотушкой кверху, как бы совершая полет за облака, и, стремительно подражая ныряющим, падала на землю, — шаманка хотела знать, что делается под водой и землей.
Костер окружили пробудившиеся камасинцы. Дым от трубок кудрявился в темных вершинах пихтачей. Из груди старухи вылетали хрип и свист.
Вот она подпрыгнула последний раз и, высоко взметнув бубен, бесшумно упала головой у порога юрты. Морщинистое лицо старухи напоминало труп, лежащий неделю поверх земли. И даже дети не нарушали бредового покоя шаманки, проникавшей в таком состоянии в неведомые недра — жилища духов. Только неуемный птичий род справлял шумную встречу весны. Люди до самых полден потели около шаманки в своих меховых кожанах, пока она не поднялась. Выкурив поднесенную трубку, Фанасей сказала племени:
— Шайтаны помогают красным людям… Теперь их не купишь: так говорят духи тайги.
Камасинцы молчали, опустив головы.
— Но я надеюсь, что духи помогут избавиться от степных, — продолжала шаманка. — Снесите старшине по соболю и десяти белок, которые оставили на хлеб.
Фанасей едва удерживала отяжелевшую голову.
И тут случилось нечто необыкновенное в истории племени, отчего не усидели на месте старики. К шаманке шагнул желтолицый Джебалдок, только что вернувшийся из степей, где работал по найму.
— Нет у нас дорогих шкур, — смело сказал он. — И незачем нам подкупать русских, — они не старые купцы, не попы!
Его поддержал маленький рябой Чекулак.
— Пусть старшина дает шкуры, у него много их.
Джебалдок и Чекулак, эти безъюртные парни, сомкнулись плечами и вызывающе смотрели на стариков. Осенью они охотничали из половины у Алжибая и недополучили условленного заработка.
— Русские красные не злые, — горячился Чекулак, выставляя мясистые губы. — Мы были в степях, мы видели хорошую жизнь… Там не верят шаманам.
Небывалое посрамление власти вывело старшину из обычного равновесия.
— Замолчи, волчья отрава! — взвизгнул, хватая Чекулака за жесткие вороные волосы.
— Не тронь! — замахнулся Джебалдок.
Но его схватил сзади Тимолай, сын старшины. Бунтовщикам скрутили руки и привязали лежачих к стволам деревьев. Алжибай топал ногами:
— На муравьище голых положу! У-у, собаки!
Но старшина замолчал, заметив хмурые лица соплеменников.
Теплый ключ сочится и хлюпает из скалы Епифановского белогорья. Десятки поколений знают, как в здешних местах медведь тащил за ногу охотника Епифана и утопил его в лужице горячей воды. С тех седых лет охотники, побывавшие в чернопадской тайге, разносят весть о целительной воде, исходящей из скалы. Здесь же сохранился обычай — купаться конному и пешему, хотя бы в этом и не было надобности, например, зимой. Горячая вода заменяла парную баню, без которой таежнику жизнь не в жизнь.