Не знаю. Может, и не кормил. Я смотрю на нее и хочу понять: так что же, из-за ложки икры, значит, такая ненависть? Всего-навсего?
«А вообще, — говорит Нина Васильевна, — разве он, Сапронов, нас в больнице питанием обеспечивал? Ничего подобного! Только наши дочери да еще сотрудники с работы…» Но это ж и нормально, хочу я возразить, чтоб родные дочери да еще добрые сотрудники с работы. А он, Алексей Ильич Сапронов, в эти дни от постели жены не отходил, гадал все, выживет она или не выживет, останется на всю жизнь калекой или не останется?
«О, — говорит мне Нина Васильевна и опять многозначительно улыбается. — Ей-то, конечно, он уход обеспечивал, что правда, то правда. Вера Михайловна у нас счастливица…»
А я смотрю на нее и думаю: неужели мне врач это говорит, человек, обязанный лучше других знать, в каком была состоянии Вера Михайловна?
«…А мне Сапронов сказал, — вступает в разговор Сергей Тимофеевич, — дескать, машина совсем разбита — нечего ремонтировать. Машину, значит, пожалел, а мозги мои — нет?» «А мне он заявил, — вспоминает Нина Васильевна, — сидела б Вера Михайловна слева — меньше бы пострадала. Значит, он хотел, чтобы я вместо нее пострадала?»
Я смотрю на них, на разумных, образованных, просвещенных людей и постичь пытаюсь: и вот это все? Можно уже ненавидеть? Так просто?
«А вы поинтересуйтесь-ка, откуда эти Сапроновы такие состоятельные, — советует Сергей Тимофеевич. — Как сыр в масле катаются». «А что, — спрашиваю, уличены разве в чем нехорошем?» — «Уличены не уличены, а вообще-то сигналы имелись». — «И у Веры на прежней работе возникали неприятности. Вы поинтересуйтесь, поинтересуйтесь», — советует Нина Васильевна.
Я встаю. Прощаюсь.
Уже в передней Нина Васильевна говорит: «Повторяю, деньги мне совсем не нужны. Знаете, как я поступлю. А вот так: суд их присудит, а я возьму и отправлю назад Сапронову по почте! Пусть знает!» А Сергей Тимофеевич спрашивает: «Статью будете писать? Ну что ж, пишите. Тому, кто смерть свою пережил, уже ничего не страшно».
Ему не страшно. Страшно мне. Оттого страшно, что человек, переживший свою смерть, готов через суд искать стоимость помятых часов «Чайка» — и не от бедности, не от нужды, не от отчаяния, а исключительно по моральным соображениям, То бишь из ненависти.
Следователь, выезжавший в день аварии на место происшествия, в возбуждении уголовного дела против водителя Сапронова А. И. отказал: несчастный случай, состава преступления нет. Однако городской прокурор постановление это отменил: двум пассажирам причинены тяжелые телесные повреждения, расследование должно быть проведено.
Дело возобновили опять.
Результат его в значительной степени зависел от показаний очевидцев аварии. Ясно же: никакого умысла не было. А вот неосторожность — была или нет? Мог водитель в создавшейся ситуации предотвратить аварию или от него это не зависело? Сапронов объясняет: «На шоссе, из-за поворота, неожиданно показался грузовик с сеном. Поэтому я резко взял вправо и въехал на обледенелую обочину». Если действительно так — одна картина, если нет — совсем другая.
Следователь, который вел дело, говорит мне: «Я заранее знал: очевидцы аварии Журавлевы будут Сапронова выгораживать». — «Почему же?» — «Потому, что были с ним в одной машине». — «Ну и что же?» — «Психология! Людям обычно кажется, что в аварии виновата встречная машина, дорога, погода, хляби небесные — только не свой водитель». — «Отчего же?» — «Со своим водителем ты же только что пережил одну беду. А это, знаете, противоестественно — прибавлять беды тому, с кем вместе её пережил».
Что ж, понимаю: противоестественно прибавлять беды человеку из своей машины.
«Ну а как Журавлевы?» — спрашиваю. «В день аварии Нина Васильевна сказала: никаких претензий к Сапронову у них нет, — говорит следователь. — А потом! Ушам своим не поверил. Готова была утверждать, будто Сапронов чуть ли не нарочно хотел всех погубить… Никакого встречного грузовика не было. На лед свернул — так ему захотелось. Несся как угорелый. Жена просит: «Алеша, потише», а он, как на пожар». — «Действительно, несся?» — «Да нет, экспертиза показала: сорок километров в час, не больше». — «Ну а встречная машина?» — «Пришлось Журавлевым поверить. Жена Сапронова ведь не в счет, лицо заинтересованное. А других очевидцев нет».
А я грешным делом думаю: а если из ненависти, по моральным соображениям не захотели эту машину Журавлевы заметить? Из-за ложки черной икры?
Учитывая личность подсудимого, военное прошлое, преклонный возраст, первую судимость, безукоризненные характеристики, ходатайство общественности, суд счел возможным не лишать Сапронова свободы: три года условно.