На лестнице стали вдруг появляться надписи, нелестные для Николая Потаповича. Вечером их смывали, наутро они возникали опять. «Просим вас, не поступайте в эту школу», — читал у лифта посетитель.
Николай Потапович вызвал мать одной девочки, Наташи 3., объявил: новый завуч Ольга Евгеньевна Чувакина (вместо Страдиной) видела, как Наташа что-то писала на стене. Теперь они вызовут криминалиста, сверят почерки, проведут следствие и материалы на Наташу передадут в детскую комнату милиции. На другой день после учиненного над Наташей следствия вся лестница была исписана гуще прежнего. Я спросил у ребят: «Зачем вы это сделали? Нехорошо!» Они серьезно мне объяснили: «Так ведь Николай Потапович пригрозил криминалиста позвать. Мы и решили: будут разные почерки — криминалист запутается».
В школу были приглашены одиннадцать родителей. Николай Потапович Катещенко и курирующий школу инспектор городского управления культуры объявили, что вызваны родители, чьи подписи под заявлениями в разные инстанции «удалось выявить». Однако пришли не одиннадцать, пришли шестьдесят родителей. Потребовали немедленно провести собрание. Катещенко и инспектор управления сказали, что собрания не будет, оно не подготовлено. Но родители все-таки собрание провели. Самовольно. И под протокол. Он лежит сейчас у меня на столе. Читаю: «Почему вы встретили нас, родителей, точно врагов? Что случилось?.. Раньше наши дети шли сюда как на праздник. Что вы сделали со школой?.. Как вообще вас допустили к нашим детям? Это трагедия и кощунство». Собрание родителей — в протоколе оно названо чрезвычайным — вынесло решение: «Одна из лучших детских художественных школ города находится в опасности. Надо срочно принимать меры».
Встретился я и с начальником отдела городского управления культуры. Он сказал: «Да, все это ужасно». Но предположил, что цели у директора Катещенко были, вероятно, хорошие, просто не те употребил методы. «Директорами ведь не рождаются», — улыбаясь, сказал мне мой собеседник.
Что ж, наверное. Но, может быть, существуют люди, которые родились недиректорами? Где-нибудь они будут на своем месте, вполне возможно. А тут — никак нельзя. Тут — чрезвычайно опасно. Слишком дорого обходятся они тут нам и нашим детям. Обществу. Государству.
Есть такая поговорка: «Не место красит человека, а человек место».
Все правильно: красит.
Но в одном, наверное, случае: если место это человек занимает по праву, если оно соответствует его силам и его способностям, если это его законное место.
Ну а если нет? Если занял человек не свое, а чужое место и теперь всеми способами старается его удержать, доказать всем, что он здесь хозяин, все умеет и всему соответствует?
Украсит такой человек это место?
Куда там! Так его разрушит, так разорит — обломков потом но соберешь…
Я не скажу, что все самозванцы, сидящие «не в своих санях», обязательно унылые близнецы, как две капли воды похожие друг на друга.
Нет, конечно.
У кого хватка покруче, а у кого — пожиже. У кого завидный темперамент, а у кого и вовсе его нет. У кого все кипит в руках, а у кого все из рук валится.
Но вот технология борьбы за чужое место, механизм продвижения по чужой стезе, приемы делания не принадлежащего тебе успеха, правила присвоения не своих, а чужих лавров — они-то чаще всего одни и те же. По крайней мере, сходны в чем-то основном и главном.
Давайте же попристальнее в них всмотримся.
Мыльный пузырь
Жизнь Ромуальда Ивановича Томчука полна событий ярких и неожиданных. В 1959 году в Хабаровском крае за взятки и использование служебного положения в корыстных целях его исключили из партии и отдали под суд. Но уже через три года, в 1962 году, в Риге, в Латвийской академии наук, Ромуальд Иванович с успехом защитил кандидатскую диссертацию, и крупнейшие ученые отрасли писали о нем: «В отношении древесных пород Сибири и Дальнего Востока Томчук является, по-видимому, единственным специалистом с такой большой эрудицией и опытом…» Однако еще через три года, в 1965 году, газета «Советская Россия» публично назвала Томчука — я цитирую — «полным профаном», «невеждой», «бесчестным человеком» и потребовала «проходимца» остановить. Сказано, кажется, достаточно энергично. Но через три года (опять магическое число!), в 1968 году, Ромуальд Иванович, работая теперь в Ивано-Франковске, приезжает на несколько дней в Москву и в сельскохозяйственной академии имени Тимирязева очень удачно защищает докторскую диссертацию. Тут же, однако, он вынужден из Ивано-Франковска бежать, потому что на этот раз, по свидетельству украинской «Рабочей газеты», доктор и профессор незаконно положил в карман пятьсот двадцать пять рублей. Он переезжает в Воронеж, становится сотрудником Центрального НИИ лесной генетики и селекции, дирекция института немедленно выдвигает его работу на Государственную премию, но еще через три года (опять!), в марте 1976-го, из этого института Ромуальда Ивановича увольняют, как «не соответствующего должности».