— Что ты, Уленька, все будет нормально, не пугай ты нас.
— Вряд ли… Береги, Иван, детушек, не оставляй их.
Глухие рыдания сотрясли Ивана, слезы сами катились из глаз, он не мог остановить их. Упав грудью на кровать Ульяны и держа ее за руку, он еще громче зарыдал:
— Что надумала? Все образуется. Как же мы без тебя?
Дети испуганно стояли около кровати. Они впервые видели плачущего отца. Всю ночь отец просидел около кровати.
Утром Ульяны не стало. Она лежала на кровати бледная, с успокоенным лицом. Похоронили ее на деревенском погосте. Провели скромные поминки в избе Ивана. Иван ходил как потерянный, еще толком не осознав случившегося. Смотрел на все пустыми глазами. Машинально делал, а иногда и внезапно бросал домашние дела. Ничто его не интересовало.
Отходил от горя и привыкал вновь к холостяцкой доле Иван медленно. Для него одновременно работать в артели и вести домашнее хозяйство становилось все тяжелее. К зиме продали корову, оставили только кур. Сам Иван заметно постарел, отрастил бороду, замкнулся в себе, стал необщительным и неразговорчивым. Артельщик Егор не раз ему говорил:
— Брось, Иван, терзать себя и убиваться. Былого не вернешь, а жить надо, хотя бы ради детишек.
Однажды зимой к Ивану зашел Федор Гаврилович, еще с порога молвил:
— Здравия тебе, Иван Тихонович! Здравия вам, Агафья Ильинична! Здоровы ли детки?
— Благодарствуем, Федор Гаврилович. Все здравы. Хорошего здоровья и тебе. Проходи к столу, чем рады, тем и попотчуем вас.
Агафья Ильинична быстро накрыла на стол уже приготовленные к обеду грибочки соленые, уху из сигов, картошку, жаренную с салом, хлеб. Федор Гаврилович принес с собой леденцы и пряники детям, бутылку водки. Зашел неспешный разговор о скотине, дровах, деревенских новостях. Иван не мог понять, зачем пришел тесть. После похорон Ульяны он зашел к нему впервые. Вскоре тесть объяснил свой приход:
— Иван, я вижу, как тебе тяжело с тремя детьми и хворой матерью. Мне хочется помочь тебе, немного облегчить твою жизнь. Я знаю, что ты очень любишь своих детей. Ты подумай и не горячись, если я тебя попрошу отдать младшего внука мне на воспитание. И тебе будет легче, и Сереже лучше. В нашем доме моя жена и невестка могут больше уделить внимания мальчишке, пока он маленький. А когда он подрастет, ты снова сможешь забрать его к себе. Ну как, Иван?
Иван, еле сдерживая неприязнь к тестю, ответил:
— Спасибо за заботу, дорогой Федор Гаврилович! Мне думать нечего, детей я никому не отдам, как бы мне ни тяжело пришлось. Так завещала мне Ульяна. Пока я жив и могу достаточно зарабатывать на хлеб, дети будут со мной.
— Я не неволю, Иван. Но не торопись, подумай еще. Заходи к нам.
На том и разошлись.
Весной Иван все чаще стал выезжать то в город, то в Соломенное, где у него достаточно было родственников. Раньше он редко навещал их, да и они не баловали его приездами. О целях своих поездок Иван в деревне не распространялся. Однажды в конце августа в деревне с удивлением наблюдали, как Иван вместе с Ефимом загружали телегу нехитрым домашним скарбом, потом усадили детей и поехали к парому. Паромщик помог завести лошадь с телегой на паром. Затем паром отчалили и втроем потянули его за канат на другой берег губы. На берегу Иван поблагодарил паромщика, низко поклонился в сторону деревни и тихо молвил:
— Прощай, Ялгуба! Прощайте, дорогие селяне! Прощай, Уленька! Вернусь ли сюда я вновь — не знаю.
Ефим дернул вожжами, и телега медленно поехала по узкой проселочной дороге в сторону Соломенного.
Так произошел первый крутой поворот в жизни Сережи.
Неожиданный отъезд Ивана Тихоновича из Ялгубы вызвал в деревне разные пересуды. Одни уверяли, что уговорили его родственники, другие — что поссорился с Федором Гавриловичем. Упоминали о возможном разладе в артели, о трудностях жизни в деревне. Потихоньку такие разговоры смолкли.
Перед отъездом Иван с матерью справили годовщину со дня смерти Ульяны. До этого Иван сходил на могилку жены. Долго сидел, пригорюнившись, тихо шептал:
— Прости меня, Уленька, что уезжаю. Нет сил ходить по дороженькам, где ты ходила, быть в доме без тебя. Спи спокойно, лишний раз тебя не побеспокою. А детишек наших я сохранил.
Уговаривал Иван и мать поехать с собой. Но матушка наотрез отказалась:
— Поезжай, сынок, спокойно. Чай, не за тридевять земель едешь, изредка навестишь свою мать. А за меня не беспокойся. Мне соседка Матрена во всем помогает. Мы часто ведем домашние дела и даже ночуем у меня вместе. Здесь мой отчий дом, здесь я живу, здесь и помирать буду.