‒ Papi [10], ‒ в итоге срывается шёпотом с моих губ.
Наконец мужчина поднимает свой взгляд — и это второй раз, когда я вижу, как он плачет. Не чувствуя стыда, он позволяет слезам течь вниз по его лицу.
‒ Что происходит?
В душную приёмную заходит доктор, лишив папу возможности ответить.
‒ Семья Марии Диаз?
Я встаю, поправив рубашку, вытираю ладони о верхнюю часть бёдер. По коже на ногах побежали мурашки. Едва ли короткие шорты сейчас могли это скрыть.
‒ Да, ‒ наконец отвечаю я.
‒ Лейла, ‒ произносит доктор МакХьюз.
‒ Здравствуй, ‒ слабо киваю я, в то время как в моём голосе сквозит страх.
Мужчина повертел в руках свою шапочку.
‒ Я не знал, что Мария твоя бабушка.
Киваю. В этой больнице я провела месяц несколько лет назад. Трудно возвращаться в родной город. Доктор МакХьюз хотел, чтобы между нами было кое-что больше, чем просто рабочие отношения. Дело в том, что я поклялась себе, что с этим городом меня не свяжет ничего, кроме моей семьи.
‒ Это так, она моя бабушка. — Нервно сжимаю и разжимаю пальцы на руке. — Я только прилетела, и понятия не имею, что происходит.
‒ Доктор Олсен спешит в больницу. На этой неделе он дежурит.
‒ Он специализируется на сердце, ‒ шепчу я.
‒ Да, через несколько минут Мария отправится на чрезвычайное тройное шунтирование.
‒ Я должна её увидеть, ‒ проношусь мимо мужчины, не дожидаясь его ответа.
Доктор МакХьюз хватает меня за предплечья, прежде чем я успеваю выйти из приёмной.
‒ Твой отец не хочет пойти с тобой?
Повернувшись к сломленному мужчине, протягиваю ему свою ладонь. Понадобилась помощь нескольких бойцов, чтобы поднять папу на ноги. Прежде чем сжать мою руку, он кивает им со всей признательностью. Я всегда буду восхищаться телом и силой своего отца. Он, как современный Халк. Человек, что возвышается над всеми.
Рука об руку, мы идём по коридору. Papi почти до боли сжимает мою ладонь.
‒ Я пришёл домой на обед, и нашёл её на полу кухни, ‒ прошептал он.
Моя хватка на его пальцах становится чуть сильнее.
‒ Она готовила тамале к сегодняшнему семейному ужину.
‒ Papi, ‒ прошептала я между рыданиями.
‒ Я не могу потерять свою madre [11].
Его голос сломался, вызывая боль, пронзившую мой позвоночник.
Мой папа, герой и защитник — он разбил моё сердце всего шестью словами. Аbuela в течении многих лет была нашей опорой. Она дарила нам надежду, когда той не было. Ей удавалось приготовить еду, когда в доме не было и крошки. Она поддерживала моего отца, после того, как ему надрали задницу, и он изо всех сил сражался за то, чтобы вернуть свой титул чемпиона. Я могла бы сказать ей, что собираюсь в школу клоунов — и аbuela сияла бы от счастья и гордости.
Мы входим в небольшую предоперационную, где я едва ли узнаю хрупкую фигурку своей бабушки. Она всегда была воплощением силы и стойкости. Сжимая руку отца, я с трудом переставляю ноги.
‒ Моя малышка, ‒ с усилием она поднимает с кровати руки.
Я чертовски тороплюсь к ней, и, спрятав лицо на её груди, обнимаю женщину.
‒ Я дома.
Papi движется к противоположной стороне кровати, и берёт её за руку.
‒ Ты должна закончить тамале.
Её голос тих.
‒ Хорошо, ‒ прерываю я женщину.
Тамале — последнее, о чём ей стоит беспокоиться.
‒ Ты должна найти и хороший кусок задницы тоже, сладкая, ‒ слабо улыбается бабушка.
Я смеюсь. Она никогда не оставляла идею выдать меня замуж. Аbuela хотела видеть меня беременной и счастливой. Мы все знаем, что бабушка была бы очень даже не против дома с кучей маленьких bambinos [12], о которых могла бы заботиться.
‒ Посмотрим, ‒ подмигиваю ей.
‒ Пришло время, ‒ отпустив ладонь папы, она похлопывает себя по груди. — Моё сердце поизносилось.
‒ Нет, ‒ шепчу я. — Пожалуйста, я навсегда вернусь домой, и выйду замуж за Хуана или Стива. Как захочешь, ‒ умоляю женщину.
Бабушка слабо улыбается на это.
‒ Обещаешь?
Я киваю.
Она вновь хватает отца за руку.
‒ Я устала. Я стара, и за эти годы уже познала счастье. Вы двое — позаботьтесь друг о друге. Вы навсегда останетесь моим миром. Я всегда любила вас.
‒ Madre.
‒ Сын, пришло время научиться самостоятельно стирать своё нижнее бельё, и найти хорошую женщину.
Даже на смертном одре, бабушка всё так же поучает нас.
‒ Отпустите меня, ‒ ясно и уверенно произносит женщина.
Мы с папой держим её. Опускаю лицо к щеке бабушки, вдыхая её запах — это мой дом. Papi наклоняется к плечу женщины. Мы оба преклонились перед нашей опорой, молясь вопреки всему.