Я натянула штаны так высоко, что Стив Уркел[28] поёжился бы.
— Ублюдок, — прошипела я Джагу.
Когда Papi подошёл к нам, он всё никак не мог успокоиться.
— Eres una estúpida. Un tatuaje? [29]
Хлопнув ладошкой по своему лицу, я застонала. Как рассказать старику, что это не татуировка, и как именно там оказалась?
— Мужское имя? Грёбаный боец на твоей чёртовой заднице?
На его лице — смесь злости и жажды убить кое-кого, а сочетание английского и испанского в разговоре — верный признак, что самообладание Papi вот-вот рухнет.
– ¡Ay carajo, papá! [30]
— Рассказывай, Лейла.
— Это просто маркер.
— Почему это на твоей заднице?
— Сэр.
Круз встал между нами.
— Ты, — мужчина ткнул пальцем в грудь бойца. — Беговая дорожка. Пять миль. Сейчас же.
Круз уважает papi, потому, не говоря больше ни слова, направляется к тренажёру. Это, как если бы двух маленьких детей застали с поличным. Папа возвращает свой взгляд ко мне.
— Я не ребёнок. Это шутка. Только и всего.
Я вскидываю руки в отчаянии.
— Ещё раз покажешь свою задницу вот так в зале — Богом клянусь, я сорвусь с катушек.
— Христа ради, я же сделала это не для того, чтобы повеселить всех. Это Джаг стянул их.
Я ткнула пальцем в Джага, который от смеха уже едва ли не по полу катался.
Как по мановению палочки, мужчина мгновенно замолчал.
— Джаг. Беговая дорожка. Сейчас же.
Больше не так весело, придурок.
Теперь моя очередь потешаться над его задницей. Ну, по крайней мере, до того момента, пока мне не велели то же самое. Я заняла последнюю беговую дорожку — между Джагом и Крузом. Они оба бросают на меня взгляд исподтишка, когда я запускаю тренажёр. А после мы, все втроём, взрываемся в приступе смеха. Круз качает головой, от чего я ещё сильнее смеюсь над ним.
Папа прикрикнул на нас, но едва ли это убавило наше приподнятое настроение — скорее наоборот.
— Вы, парни, заплатите, — зарычал Papi.
Меня ещё больше повеселило то, что, как и подобает хорошим солдатам, мужчины заткнулись, повернувшись лицом к стене. Это один из тех неловких моментов, когда тебе не следует смеяться, но одна только мысль об этом срывает весь твой самоконтроль.
Переставляя ноги на дорожке, я смеюсь ещё сильнее. У Джага на лице застыла широкая усмешка. Бросив взгляд на Круза, замечаю, как и он пытается скрыть улыбку. Пробежав полторы мили [31], я выключаю тренажёр и направляюсь к рapi. Мне не девять, и, чертовски уверена, больше этого дерьма я не вынесу. Лёгкие горят, а ноги — едва ли не отваливаются.
— Papi.
Мужчина повернулся ко мне с гневным выражением на лице.
— Ты закончила на беговой дорожке? — Поднял он бровь.
— Да.
— Как же, — стиснул он зубы. — Вернись.
— Нет. — Я упёрла руку в бедро. — Это хрень. Я выросла.
Папа уронил гантели, которые поднимал.
— Действительно выросла — это, как если бы показывать свою обнажённую задницу с автографом на ней?
— Это чёртов мудак Джаг виноват.
— Dios mio, следи за языком [32].
Сев на пол, я принялась завязывать шнурки на своей обуви.
— Я не собираюсь извиняться за то, что встречаюсь с Крузом, и за то, чем мы с ним занимаемся. Мне жаль, что ты увидел мою задницу, но это вина Джага.
Хмыкнув, папа поправил перчатки на своих руках.
— Я хочу, чтобы ты потренировалась с Джагом. Нужно подтянуть твои навыки в самообороне.
— Хорошо. Но, если я поскользнусь и ударю Неудачника по шарам — я не виновата.
Услышав старое прозвище своего бойца, мужчина улыбнулся.
— Так уж и быть, чёрт возьми. Вы двое как дерущиеся bambinos [33]
— Это он начал, рapi. — Я улыбнулась так же, как и в детстве. Это каждый раз помогало мне выбраться из передряги.
— Иди тренируйся, а после поможешь в зале — мы организовываем бой через несколько недель, и нужно подготовиться.
— Бой?
— Тренажёрный зал устраивает бой.
Он чётко выделил каждое слово.
Я кивнула, и только потом осознала услышанное:
— Круз будет сражаться?
— Конечно, чёрт возьми. — Папа вновь вернулся к штанге. — Ему нужна ясная голова. У парня есть шанс завоевать титул чемпиона в Вегасе.
Дёрнув только что завязанные шнурки, не желая встречаться с папой взглядом, я спрашиваю: