Пошевелив бровями, я отбрасываю в сторону свой блокнот.
— Никогда больше не спрашивай, mi amor [42]. Никогда.
Ничего не могу с собой поделать. Этот человек — ходячий оргазм, и он направляется прямо ко мне. Не важно, что я была с ним где-то с час назад. И когда я говорю, что была с ним — я имею ввиду три раунда с поразительными, крышесносными оргазмами. Он отдал всего себя — как на ринге, так и в зале. Чемпион до мозга костей.
На столешнице, рядом с Крузом, зазвонил мой телефон. Я проигнорировала его, а вот мой мужчина решил ответить.
— Привет.
Моё внимание привлекла затянувшаяся тишина. Я поднимаю взгляд на бойца, что, прислонившись к стойке, стоит ко мне лицом с дьявольской улыбкой на губах.
— Лейла занята в моей постели.
Я хлопнула ладошкой по губам.
— Тайлер? Хм, дай-ка, я спрошу у неё. — Круз отодвинул телефон от своего уха. — Детка, это Тайлер. Он хотел пообщаться с тобой.
Я широко распахнула глаза. С отчаянием помотала головой. Речь о случайном звонке. Я слышу, как негодует на той стороне Тайлер. Круз выводит его из себя, даже не произнося и слова.
— Понял, приятель. Теперь твоя очередь слушать меня. Не звони на этот номер никогда снова, чёрт возьми. Если не хочешь проблем — тебе следует уяснить это. Я — парень Лейлы, а ты можешь отвалить нахрен. Конец.
Круз закончил разговор, не дав Тайлеру и шанса ответить. Я так и не пошевелилась. Круз знает о Тайлере. Однажды ночью, когда никто из нас двоих не мог уснуть, я рассказала ему об этом. Мужчина разразился громким смехом.
— Думаешь, до него дошло? — Приподнял брови боец.
— Святое дерьмо. У меня нет слов.
Присев рядом, Круз поставил тарелку со своей здоровой едой на верхушку моих бёдер, а сам потянулся к своей тумбочке. Он вытащил из неё потрёпанный блокнот, уголки которого загнулись от многолетнего использования.
Мужчина молча положил его на мои колени. Я точно знаю, что внутри. Не раздумывая, подавшись к нему, я целую Круза в щёку. Провожу подушечками пальцев по гладкой серой обложке. Ничто даже не намекает на то, что таит в себе блокнот. Облизнув губы, я нервничаю от того, какое сокровище могу найти на видавших виды страницах. Вне всяких сомнений, это самый значимый кусочек прошлого Круза, который я когда-либо получу.
— Спасибо, — прошептала я, глядя в любимые глаза, в последний раз проводя рукой по обложке.
— Никогда не делился этим ни с кем. Это всегда было между мной и папой. — Круз отрезает кусочек от своей запечённой курицы. — Думаю, это был его способ сохранить для меня воспоминания. Что-то вроде отцовского альбома, и всякое такое дерьмо.
Улыбнувшись, я прикусила нижнюю губу, ненавидя, что он назвал это дерьмом, но в то же время я понимаю, что это способ Круза впустить меня в свой мир. Опустив взгляд на блокнот, я открываю первую страницу. У меня перехватило дыхание от того, что я вижу. Детская фотография Круза. На ней, в чистой больничной кроватке, лежит мальчик, укрытый мягким голубым одеялком — его спеленали словно маленький бурито. Своими любопытными глазками малыш рассматривает того, кто делает фото.
На мои глаза навернулись слёзы — я изумлена тем, как из такого крошечного комочка получился такой мужчина, каким он сейчас есть?
Читаю запись отца Круза под фото — в ней описаны все важные детали дня.
«Круз Феликс родился рождественским утром, весом девять фунтов и десять унций. Крепкий малый. Лучший рождественский подарок, который у меня когда-либо был. Мой маленький мальчик, обещаю, я всегда буду рядом. Я буду рукой, что подхватит тебя, когда ты упадёшь, и поддержу тебя во всех твоих решениях — какими бы они ни были. Ты изменил мою жизнь. Я не искал этого, но, в то же время, даже, несмотря на всю мою душевную боль, ты сделал моё существование лучше, чем я когда-либо смел мечтать.
С любовью,
Papi»
Моё лицо мокрое от слёз — и я едва ли могу разобрать хотя бы ещё одно слово на странице. Откинувшись спиной на изголовье кровати, тыльной стороной ладони я вытираю свои щёки. Любовь на этой одной простой странице — она не знает границ. Это сильно и одновременно трогательно. Круз, в отличии от меня, никогда не ненавидел свою мать. В его жизни был один-единственный человек, что посвятил всё своё существование своему ребёнку — как это сделал и мой отец. Они оба любили бои, но ещё больше их сближает бремя отца-одиночки.
— Хэй. — До меня донёсся тихий лязг, с которым Круз отставил свою тарелку. — Никакого подобного дерьма, или я спрячу эту штуку обратно.
— Нет!
Я прижала блокнот к груди.