— Ступай в церковь, спроси, где ставить за упокой, поставь свечку за отца. Потом поставь за здравие, за мать и сестру, и помолись.
— Не умею я молиться!
— Тут и уметь нечего… — Было видно, что Герберт и сам еще не очень умеет. — Ну, скажи от себя, скажи просто: «Господи, Боже мой, прости мне все грехи мои…»
— Да какие у меня грехи? — сразу перебил я его.
— Мне тоже поначалу казалось, что я безгрешен. И что, думаю, я на себя наговариваю? А потом потихоньку такое сам в себе нашел — и ужаснулся. Молитва и покаяние, видимо, для того и нужны, чтобы самого себя внимательно разглядеть…
— Да некогда мне молиться.
— А ты молись, когда есть когда!!! Не человек для молитвы, а молитва для человека!
— Герберт, отстань. Ты хочешь, чтобы я обращался к тому, в кого не верю? Это всё равно, как если бы ты попросил меня обратиться с мольбами к шифоньеру. Только с Богом еще хуже. Шифоньер–то вот он. А Бог где?
— Пообещай мне, что сходишь в церковь.
— Да уймись ты. Был я в твоей церкви.
— Когда?
— Когда на Лиле женился.
— Вы что, венчались?
— Нет, просто после загса зашли. Она захотела. Ну, походили, посмотрели и вышли.
— Шесть лет назад?
— Ну да… Еще как–то в застолье с одним батюшкой пообщался. Тоже без толку.
Короче, насилу я от него отвязался, от Адлера. А тут как–то шел мимо церкви. А что, если и правда зайти, думаю. Подошел к двери, даже за ручку взялся… И словно бы сила невидимая меня остановила. Не могу, и всё. Ну не могу!
Адлер сказал, это бесы. Сам он бес. Я ему про Настю рассказал. Никому, только ему. Фотокарточку показал. (В Интернете разыскал, сейчас нетрудно.) Он говорит:
— Не переживай. Она твоя будет.
Так уверенно сказал, будто кто–то ему продиктовал.
— Спасибо, Герберт, — говорю, — спасибо. А почему ты так решил?
— Не знаю… По карточке видно.
Я обиделся.
— Ну, фотография не передает… Да и не понимаешь ты ничего, Герберт. У тебя, кроме твоей жены, женщин не было.
— Мне и не надо.
— И вообще, как это ты, такой весь из себя православный, а мою связь с замужней женщиной одобряешь?
— Не знаю… — Герберт помолчал. — Может, она не в церковном браке живет. А это — блуд. Тогда нет ничего дурного в том, что ты желаешь взять блудницу в жены. Ты ведь готов на ней жениться?
— Да!
— В церкви?
— Хоть в мечети!
— Ну вот видишь.
— Вижу… Вижу, Герберт, все вижу. Дерьмо твоя религия. Зря только свечки переводите. И лицемерия в вас не меньше, чем в какой–нибудь фарисейской шайке.
— Что же тебе нужно, чтобы ты поверил? Чудеса? Но ты скажешь — фокусы. Перемену судьбы? Ты скажешь — случайность! Что?
— Ну а зачем, мне, Герберт, верить? Двадцать первый век на дворе. Рехнулся ты со своими дряхлыми проповедями.
— Да потому что ты не живешь. Ты словно змей ползучий…
— Иди ты…
— Вот и сквернословишь…
— Я тебя сейчас еще и побью.
— По телефону?
Так и поговорили. Значит, бесы меня колбасят? Хорошо. Но проблема заключается в том, что я и в бесов не верю. Есть такие индивидуумы, которые в Бога не верят, а в дьявола верят. Есть — наоборот. А я теперь — полный ажур. Ни в бога, ни в душу, ни в мать…Вот только разве в сатану. И то только когда в подпитии.
Вчера виделся в издательстве с Настей. У нее и впрямь синие глаза или мне только кажется? Нес всякую чушь, как всегда. Был очень скован. Познакомиться бы нам лет пятнадцать назад, в блаженную пору нашей совместной юности. Она всего на год моложе меня, но как много осталось в ней от чистой, наивной девочки. Просто удивительно. Вполне возможно, она относится ко мне с тем презрением, которого я заслуживаю.
Один мой кореш зовет на выходные в интим–салон. Не пойду. Он хочет взять себе двух девушек одновременно. Наверное, я очень странный человек. Не могу представить близость с женщиной, если вижу ее впервые. Даже если она очень красива. За редчайшим исключением. С алкоголем, конечно, эта странность пропадает. Кстати, через несколько минут начинаю алкоголизацию, три бутылки пива принесены из универсама и ждут меня. «Вы снова ступили на этот топкий путь», — сказала мне Настя.
Но теперь в моей жизни появилась Вета. Теперь все будет иначе…
Мне написал по поводу Герберта Адлера один юноша из–за границы. Он, видимо, знаком с ним лично. Пишет, что Герберт «метит стать священником».
11
Вступивший в возраст Христа Андрей Виригин выглядел гораздо моложе своих лет. Печальный взгляд светло–зеленых глаз, некоторая скованность движений, подчеркнутая, порой наигранная вежливость. Он казался себе приятным и предельно искренним собеседником, однако подчас его искренность и откровенность шокировали.