37
Наконец певчие умолкли. Вне контекста службы Герберт не любил, когда поют церковные напевы. Ему казалось это кощунственным и нелепым. Но репетировать же надо!
Уже засыпая, убаюканный собственными мыслями, Герберт вдруг увидел перед собой лицо Эльзы.
— Виталий хочет пожертвовать на газету, но у него какие–то вопросы. Спустись к нему и поговори, пожалуйста.
— Боже, как неудобно… — деланно запричитал Герберт, хотя был очень доволен.
Виталий стал путано объяснять что–то о банковском переводе. Герберт, не дослушав его, спросил:
— А сколько вы хотите пожертвовать?
— Долларов сто пятьдесят.
— Почему бы не дать наличными?
— Хорошо, завтра я принесу на службу.
— Только положите, пожалуйста, в конверт и подпишите «на газету», а то отец Матвей может отобрать… — полушутя–полусерьезно предложил Герберт.
Виталий не смутился и согласно кивнул.
Повисла неприятная тишина. Герберт не знал, что еще сказать.
— Несколько священников пожертвовали, и теперь с вашими деньгами хватит напечатать следующий номер.
Было видно, что Виталию приятно это слышать. Однако из приличия он перевел разговор на другую тему.
— У вас в доме так много книг… Почти все стены покрыты книжными стеллажами.
— Да, я очень люблю книги.
— И у вас есть время их читать?
— У меня даже есть время их писать…
— Занимательно…
— Пройдемте в заветный уголок моей библиотеки… Я подарю вам несколько своих книжек.
Они поговорили о книгах Герберта, обсудили газету. Виталия удивило, что Герберт издает ее не только по–русски и по–английски, но и по–французски.
— А что поделаешь… — не без гордости промурлыкал Герберт. — С тех пор как французы потеряли доверие к католичеству, у них в душе образовалась дыра величиной в Бога.
Он попытался изобразить руками величину дыры, но почувствовал, что так широко, как требуется, развести руки он не может.
Отдохнуть Герберту так и не удалось. Не успел уехать Виталий, как позвонил давний друг из Кельна с рассказом о невзгодах в личной жизни.
— Я к тебе как к будущему попу обращаюсь, помоги советом, только учти — креститься я не буду.
Герберт выслушал долгий рассказ о цепочке, каждое звено которой представляло собой несчастную любовь буквально полувселенского масштаба. Последнее порванное звено оказалось безответной любовью размером с целую вселенную, и друг не знал, как теперь жить. Герберт занудил свои обычные наставления, и друг остался не очень доволен.
Так толком и не выспавшись, Герберт поднялся на следующее утро разбитым и, с трудом натянув на себя облачение, пошел встречать прихожан. Должна была состояться рождественская служба. Первым прибыл хмурый отец Матвей. Герберт ответил на его приветствие взглядом Иуды и не попросил благословения. Однажды он попытался поцеловать руку этого нервного батюшки, а тот ее как–то неловко дернул вверх и больно стукнул Герберта костяшкой по губе. С тех пор Герберт опасался брать у него благословение.
Пришли немцы. Фрау фон Паули привела дочь лет пятидесяти пяти и сына лет сорока. Они гостили у престарелой четы, и рождественская служба в православной часовне, по всей видимости, входила в список осмотра местных достопримечательностей. Жаль, что посещение церквей теперь становится своеобразным туризмом.
Немного опоздала чета сербов. Пришел и Виталий в своем неизменном костюме.
Пока Герберт читал часы, Джейка послали бить в подвешенный на место колокол, и звон получился знатный. Морозный воздух словно бы лопался от звона, и у всех собравшихся появилось ощущение настоящего храма, что так необходимо в еще ненамоленных местах.
Служба прошла на удивление складно и спокойно. Только новое кадило напустило столько дыму, что жена серба не выдержала и вышла подышать морозным воздухом.
Когда пришло время обходить собравшихся с тарелкой, Герберт с удивлением увидел, что на тарелке уже лежало восемьдесят долларов, и он решил больше денег не клянчить, поскольку, по всей видимости, прихожане сами положили деньги еще до службы, когда брали свечи.