душой. Но… я не думаю, что вы, Герберт, входите в число этих счастливцев.
Ох! Извините. Ну вот такой плохой я психоаналитик. Но это всё от чистого
сердца и стремления помочь. Извините, если влезла куда не следует. Уверена, что этот душевный кризис — он куда–то вас обязательно приведет. Куда и когда?
44
Герберт Адлер часто возвращался в своей газете к истокам христианства. Десятилетия, отделяющие апостольское «начало» Церкви от середины II века, оставили очень мало памятников. Мы почти ничего не знаем о росте Церкви, о первоначальном развитии ее организации, учения, богослужения. Это дало возможность всевозможным «реформаторам» христианства или же «научной» критике строить всевозможные гипотезы, по–своему восстанавливать и толковать эту эпоху. В ней обязательно хотели усмотреть какую–то метаморфозу Церкви, разрыв с первоначальной «идеей» христианства, отраженной в Евангелии. Организованная Церковь с иерархией, учением, дисциплиной — какой мы снова видим ее в середине II века — есть–де продукт всех этих кризисов, «применения» к социальным условиям. Расплавленная, расплывчатая вера волей–неволей отлилась будто бы в формы мысли той эпохи, «эллинизировалась», отразила в себе влияние и потребности принявшего ее общества.
Но в последнее время все эти теории всё очевиднее вскрывают свою несостоятельность. И со все большим вниманием вслушиваются ученые в голос предания Церкви, еще так недавно представлявшегося им тенденциозной, почти злонамеренной выдумкой. Евангелие невозможно, оказывается, отделить от Церкви: оно в ней и для нее написано, есть свидетельство о вере Церкви, о ее живом опыте, и вне этого опыта его нельзя понять. Отрывки молитв, знаки и символы на стенах катакомб, несколько посланий одних Церквей к другим — всё это оживает сейчас в новом свете, раскрывается как единое развитие, а не чередование кризисов и разрывов. Незаписанное могло таинственно жить и сохраняться в непрерванной памяти Церкви, в самой ее жизни, и быть записанным иногда лишь столетиями позже. Так всё очевиднее становится, что Церковь и есть первичная сущность христианства, что не ее нужно «восстанавливать» и «оправдывать» на основании дошедших до нас отрывков, а что только в ней, то есть в признании ее «первичности», сами эти отрывки приобретают смысл и могут быть правильно истолкованы. Начав с разрушительной критики церковного Предания, наука постепенно приходит к обратному результату: утверждает это Предание как самый надежный, самый авторитетный источник наших знаний о прошлом христианства.
Что же мы знаем об этих первых десятилетиях, об этих церквах, рассеянных теперь по всей Римской Империи?
Опять, как и в самый первый день в Иерусалиме, мы прежде всего видим христиан, «собранных в Церковь» для Крещения и Евхаристии. Этой двуединой мистерией: рождением от воды и Духа и преломлением хлеба определяется вся жизнь Церкви и жизнь каждого из ее членов. Это не один из «аспектов» церковной жизни, не просто богослужение, — это источник, содержание и вершина всего в Церкви, само сердце «первохристианства».
«Христианами не рождаются, а становятся», — эти слова Тертуллиана объясняют нам, почему о крещении и евхаристии больше всего говорят редкие памятники той эпохи. Христианами становились. А это значит, что в памяти каждого из них не мог не быть запечатлен тот день, когда после таинственного роста семени, брошенного в душу проповедью, после сомнений, проверок, мучений он подходил, наконец, к воде Таинства. В ней должна была умереть старая жизнь, чтобы началась новая. В ней давалось сразу всё: прощение грехов, соединение со Христом, уверенность в смерти самой смерти, опыт воскресения и вечной радости, которой никто уже не мог отнять. И всё это было не абстракцией, не «идеологией», а действительностью: выйдя из святой воды, новокрещенный не оставался один. Она вводила его в братство, в единство любви, в непрестанное общение с Богом.
45
Бес бродил за Гербертом по пятам. Во всяком случае, так ему казалось, и когда в темноте вокруг него уже не оставалось ни души, он знал, что его упрямое альтер эго по–прежнему рядом, никуда не ушло… Говорят, так бывает, когда силы тьмы особенно недовольны нашими порывами и пытаются погрузить нас в зыбкие пески соблазнов… Можно смеяться и не верить, но от этого не становится ни легче, ни проще… Бесам важно спровоцировать своих подопечных на вечную кромешную войну…
Герберт снова наткнулся на гадости о себе, расставленные Андреем Виригиным в Интернете. На этот раз впервые за столько времени он решил ответить: «Андрей не будет отрицать, что он хронический алкоголик (посмотрите его блог), и мы с ним расстались во время его третьего запоя за полгода. Обливая меня грязью, он пытается таким образом вымогать деньги, поскольку опять пустился в запой… Я бы не сказал, что Андрей Виригин меня раздражает, скорее, расстраивает. Так или иначе, скоро он углубится в запой, и мы еще долго о нем не услышим. Бедный парень. Простите его».