– Снежинка? Бог мой… Снежинка!
Снежана нахмурилась.
– М-марк?
Крепкие объятья, тёплые губы. Марк покрыл поцелуями её лоб, щеки, глаза. И снова крепко прижал к груди.
– Любимая, я сходил с ума. Прости меня, прости… – Снова поцелуи. Нежные и трепетные. Через секунду требовательные и вновь осторожные. – Ты не отвечала, не брала трубку, не открыла дверь. Я… я… я думал, это всё. Я больше никогда тебя не увижу, я… прости меня, Снежинка. За всё прости. За то, что врал; за то, что оставил; за то, что позволил бояться. Прости. Прости!
Снежана была настолько растеряна: не знала, какие слова произнести. Она никак не ожидала его увидеть. Чувства путались, память подбрасывала обрывки их последней встречи. А Марк продолжал, частил с извинениями, и в конце концов, совершенно запутал.
– Когда детектив сказала об опасности, я… я не знал, что делать. Думал, ты не простишь. Всё ещё обижаешься. Боялся, ненавидишь. А когда услышал в телефоне тишину, осознал: без тебя меня нет. Боже… я не знаю, сколько здесь просидел, надеясь. Я так боялся, что… Милая… Снежинка, Снежиночка, слава богу всё позади. – Уткнулся лицом в её волосы. Шапку она забыла в том доме. – Вита ничего тебе не сделала? Никогда бы не подумал, что она способна…
– О чём ты? – вырвалась из объятий Снежана. – Что ты знаешь о моей сестре?
– Сестре? – он выглядел бесконечно удивлённым. Теперь запутался он. – О ком ты? Снежинка, детектив мне сказала, Вита оказалась маньячкой, она увезла тебя за город и…
– Подожди. Она не маньячка! Что ты такое говоришь?
– Снежинка, я разговаривал с детективом пол часа назад, она…
– Что она? – сорвалась на визг Снежана. – При чём здесь она? Я ничего не понимаю!
– Тише, тише, моя любимая, – осторожно взял за руку, прижал к собственному сердцу. – Успокойся. Давай я тебе сделаю чая с мятой. Хочешь? Ты ведь любишь.
Она послушно поплелась за ним, растеряв все силы.
– Всё будет хорошо, Снежинка, я рядом. И больше тебя не оставлю.
Снежана открыла дверь, впустила его на порог и вдруг поняла: Марка ей не хватало. Сердце, уставшее жить в страхе, готово было откликнуться на его беспокойный взгляд, на тёплые пальцы, крепко сжимавшие руку.
– Только не бойся. Теперь я здесь. Я с тобой. Вместе мы во всём разберёмся. Веришь?
Она хотела поверить.
И жутко не хотела оставаться одна.
***
Марк заварил чай, который напомнил ей детство. Мама тоже опускала сначала лимон и сахар в кружку, заливала кипятком и лишь потом добавляла мяту. Немного. Для тонкого аромата. Снежана уже и забыла какого это пить тот самый чай. Мамы давно не стало, а ведь только у неё чай получался особый. Снежана так не умела. При муже она даже не заикалась о мяте, ведь он её ненавидел. Называл вонючей травой, вызывавшей рвотный рефлекс.
Марк пододвинул чашку, мягко улыбнулся.
– У тебя ничего нет в запасах, – пожал плечами, – придётся пить пустой, но, если хочешь, я сбегаю в магазин.
– Нет.
– Точно? Снежинка, мне не сложно.
– Я… я не хочу оставаться одна.
– Конечно. Не подумал. Дурак…
Сначала пли молча. Она боялась услышать гадости о сестре, боялась, что придётся его выгнать. Он не знал, с чего начать, как правильно подобрать слова после совершённого предательства. Однако оба знали: молчание не спасёт, и рано или поздно поговорить придётся.
Этот вечер, плавно перетекающий в ночь, стал для обоих откровением. Тайны, секреты были вскрыты, преграды сломлены. Впервые за долгое время – им казалось прошёл год после расставания – говорили открыто. С обидами, уколами, криком, непониманием, противоречием. Но говорили. Слушали. Пытались понять.
Марк излил всю свою боль из-за разрыва с женой. Он переживал не столько из-за Риты, их любовь давно исчерпала себя, сколько из-за дочери. Жена настраивала девочку против, и он не знал, как это исправить.
Не меньше его волновали и отношения со Снежаной.
Просил прощения за Ангелину и за Виту.
Она не понимала.
Тогда Марк сообщил всё, о чём поведала детектив, без ранящих подробностей – сухими фактами, какие много раз слышал от полицейских на прежнем месте работы. Но Снежана всё равно ударилась в слёзы.
Сердце не верило, а разум… Разум хотелось загнать подальше, а лучше уничтожить, чтобы только не думать о том, в кого превратилась сестра. Это было дико, невозможно больно.
Когда от разговора осталось лишь многоточие, а от сердца пепел, Снежана сама прижалась к Марку, и так они долго сидели в тишине, глядя на снег за окном. В тот миг он понял, что не готов терять Снежану и начал строить радужные планы по знакомству любимой с дочерью. Она поняла: ей не нужен никто, кроме сестры.