Власов, глубоко ценивший хороших полицейских и, не привыкший получать отказы, выписал им путёвку в Зеленогорск. Лиза была на седьмом небе.
Снежана встречала бой курантов одна. С Марком они расстались. Он налаживал отношения с дочерью и пытался не быть врагом бывшей жене. Снежана радовалась. Она считала семью – самым важным, бесценным подарком, поэтому, сидя у ёлки, писала письмо Виталине. Ничего такого. Лишь о том, что она ей желает выздоровления и мира в душе. Что она её ждёт домой.
Александра не хотела встречать праздник. Накануне они вдрызг разругались с матерью. Та опять начала её называть ненормальной, винить во всём работу и дедушкины гены.
«Он был психом, и ты такая же! Знай, мы с отцом к тебе не приедем!» – крикнула мать. Бросила трубку.
Александра не заплакала. Лишь надела сразу две пары ярко-оранжевых носков, так напоминающих зарубежные апельсины из рекламы, и уткнулась в книжку. Это была классика – «Алые паруса».
Хотелось любви.
Она не могла отделаться от мыслей о Диме. Не знала, почему, но она его любила. Вручила ему своё сердце, как только увидела синие глаза и галстук цвета индиго.
Александра отдала бы всё на свете лишь бы оказаться рядом. Поспорить, поругаться. Просто узнать, что он жив. И, возможно, нет, скорее всего, счастлив без неё.
Звонок в дверь уже после боя курантов смутил, взбудоражил. Встревожил. Родители ехать отказались, а если она кого и ждала, так это Бриза, но он за всё это время ни разу не позвонил. Так стоило ли надеяться?
На пороге стоял друг с огромной коробкой. Виновато улыбался.
– Соседка-бабулька впускает всех подряд. Я с ней столкнулся у подъезда. Она горошек для «Оливье» покупала, домой возвращалась. Рассказала про дикие цены, дикую очередь и сына-олуха, который забыл поставить ёлку, а сама она не может. И что он приехал только сейчас и теперь мучается с искусственным деревом. Она ещё про пенсию хотела рассказать, своё давление, но я вручил ей коробку с тортом и убежал. Так что… извини. На этот раз без десерта. Но зато я принёс обалденный подарок и… и… Впустишь?
Александра обняла его, сама того не ожидая, и долго молчала, уткнувшись в грудь, укутавшись в родной запах кедра и мяты.
– Саш… Пуля, – через какое-то время он отодвинул её и полез в карман. – Тебе письмо. – Протянул конверт. Александра не узнала почерк, но сердце сделало кульбит, а в глазах потемнело.
– Саш… – Бриз подхватил её на руки, грохнув коробку об пол.
– Я… я в порядке.
– Я вижу, – он уложил её на диван, присел рядом. Выглядел искренне обеспокоенным. Селивёрстова сразу забыла о всех своих глупых домыслах и его «побегах». Они были друзьями. Она это чувствовала. Бросила взгляд на выпавший конверт.
– Я могу посидеть на кухне или погулять у дома, а ты почитаешь.
– Нет, Бриз, я… я потом прочитаю. – Она почти не сомневалась, что письмо от Димы. И уже эта мысль её согревала. Она же пугала. Александра боялась прочитать оду его счастья. Она решила отложить распятие своей души на потом. – А что там грохнулось на пол? – спросила, изо всех сил стараясь прийти в себя и не думать. Не думать о Диме.
– Подарок… – смутился Бриз.
– Так показывай! Только я тебе ничего не подготовила, потому что… – едва не напомнила и ему, и себе о расследовании. Нет. Праздник не время для кровавых воспоминаний. Вовремя вспомнила о посылке с «Алиэкспресс» – подушке антистресс в форме пистолета. Улыбнулась. – Подарок есть, но он придёт позже.
– Ничего страшного. Я смотрю, ты вообще не подготовилась. Даже ёлка голая.
– Ты прав.
– Н-да. Хоть какие-то украшения есть?
Она помотала головой:
– Всё выбросила. Новый год с новыми вещами.
– Кошмар. Но… подожди. У меня есть идея. Правда совершенно дурацкая.
– Я люблю дурацкие идеи.
– Тогда… – И Бриз, подобно фокуснику, вытащил из той самой упавшей коробки пакет с носками. – Можем развесить их. Они на крючках. Понимаю, глупо. Я дурак.
– Ты гений! – она поднялась, обняла его, выхватила носки. – Это будет самая лучшая ёлка. Как же я тебя люблю, Бризик!
Оба покраснели, будто в эту минуту произошло что-то особое. Что-то, изменившее давно устоявшиеся отношения.
– Я тоже люблю тебя. Друг, – опустил глаза.
Они вместе развешивали носки. И смеялись, как ненормальные. Зелёные лапы украсили носки всех цветов радуги. Даже красного.