– Я ненавижу этих мерзких тараканов, Снежана, ненавижу… Они никогда не делают свою работу.
Снежана хотела вновь обнять подругу, как-то поддержать, но Вита спряталась в комнате родителей, как в коконе. Через какое-то время вышла. Сказала, что ей необходимо прогуляться.
Снежана не стала останавливать подругу. Слишком хорошо знала, как важно одиночество после того, как вновь начинают кровить раны на сердце.
Чашки давно были вымыты, о бегущей воде Снежана забыла. Опомнилась, поспешно закрутила кран, вытерла руки полотенцем и подошла к окну. Надеялась увидеть Виту где-нибудь на скамейке у дома, но скамейка была пуста.
Снег продолжал заметать всё вокруг.
Снежана беспокоилась.
Глава 23
Иван Резников собирал осколки. Отец, бурча о поганой жизни, курил, стоя прямо у открытого балкона.
– Закрой. Простынешь.
– Отстань, Ваня. Раньше помру, быстрее буду счастлив.
– Я понимаю, что ты хочешь к маме. Но обо мне ты подумал?
Отец промолчал. Иван выбросил осколки, вернулся в комнату, сел рядом:
– Пап, тебе надо жить дальше. Мама бы этого хотела.
Тот махнул рукой, вышел без куртки на балкон.
Зазвонил мобильный. Резников, не спуская глаз с родителя, нажал «принять».
– Вань
– Бриз, я знаю, ты поехал домой. Не хочешь вечерком заскочить? Хочу обсудить полученную информацию.
– Пуль, я, наверно, не смогу.
– Оставишь меня без торта?
– Мне сейчас не до шуток.
– Бриз, я привыкла работать в тандеме. Кто своими ошибками будет направлять меня на верный путь?
– Боюсь, придётся обойтись без меня.
– Не хочешь рассказать, что случилось? Это связано с твоим…?
Иван оборвал Селивёрстову, увидев, как отец перевесился через перила:
– Мне пора! – отбросил телефон, ринулся на балкон.
– Я конфету выронил, – объяснил отец перепуганному сыну. – Твоя мама знала, как я люблю ириски и всегда парочку совала мне в карман халата.
Иван с трудом выдохнул. Обнял отца.
– Не делай так больше, ладно? Чёрт, я же испугался!
– Пугаешься, значит, живёшь. А я уже ничего не боюсь, Ваня. Даже смерти.
***
Селивёрстова была расстроена. Сначала зависла в пробке, потом друг отказался приехать. Ещё и снег усиливался.
Когда Александра расстраивалась, покупала сладкое. Она вышла на остановку раньше, зашла в магазин и набрала сразу понемногу всего.
«Про запас», – так объяснила свои траты совести и истончающемуся кошельку. Дел после случая с «Шифровальщиком» поубавилось. (Читайте «Полярные чувства») Соответственно и средств к существованию тоже. Но детектив не отчаивалась. И, если раньше выбирала дела себе по вкусу, то сейчас бралась за самые ординарные. Да только и их за последний месяц было не так много.
Раскладывая сладости по полкам, Александра подсчитывала свои финансовые возможности, и по всему выходило: ещё пара недель, и придётся туго. А на носу Новый год. Она ещё не купила подарок родителям, «Толстому» и новому сотруднику Рукавицы Андрею Гольцеву. Приятному парню, чем-то напоминающему Бриза, когда они только познакомились. Давно это было: пять лет назад или даже чуть больше.
Гольцев вызывал в ней необъяснимую симпатию. Встретить светлого человека в рядах полиции было не так-то просто.
Чайник заполнился водой. Александра выбрала из множества пакетиков заварную розу с кусочками ананаса, достала любимую кружку с космосом, и в ожидании, кипятка, взялась за маркеры. Стопка листов ожидала на подоконнике, там же, куда она спрятала упаковку шоколадных драже, в надежде полакомиться ими, когда закончится первоочередное печенье с орехами.
Пять полос разделили бумагу по вертикали. Бордовым шло имя Ангелины. Александре никак не удавалось полностью избавиться от личной неприязни.
Виталине она дала маковый.
Снежане цвет летнего неба.
Марку оливковый: он оставался непонятным, ведь с ним она лично не общалась.
Убийца для лёгкости восприятия получил имя «Любовник» и цвет пепла. Ничего яркого он пока не заслужил.
Детектив с грустью взглянула на пустующий стул и поймала себя на мысли, что ей очень не хватает Бриза. Взяла маркер цвета Берлинской лазури – таким невнятным сейчас было её настроение – и начала записывать.
Итак, начнём по порядку. Несмотря на рассказы трёх разных человек, в портрете Васильевой новых черт не появилось. Взбалмошная, эгоцентричная и скрытная. Такой я её и запомнила. И это лишь подтверждает мою теорию: её улыбки и фразочки «Живу так, как хочу» скорее всего фальшивые. Что нам это даёт? По сути ничего. Ангелина остаётся запертой ненужной шкатулкой. Которая кому-то надоела?