– Психопат решил, что можно вот так вот с нами обращаться. Да он нас, служителей закона, ни во что не ставит! И мы это стерпим! Щаз! – Владимир Андреевич подошёл вплотную к детективу и продолжил шёпотом. – Меня очень волнует то, с какой лёгкостью он узнал мою почту… Уверен, Селивёрстова, без крысы здесь не обошлось. Тебя я не люблю, но доверяю. Гольцева ещё проверяю. Он молодой, пришёл к нам недавно. Парень толковый. Мне он, признаюсь, нравится, но чёрт, – ударил рукой по столу, – кто скрывается под милым Андрюшей? Ты знаешь?
Она мотнула головой.
– И я не знаю. Так что пока он под вопросом.
Мобильник дребезжанием ворвался в мозг Рукавицы. Владимир Андреевич с нескрываемой злостью дёрнулся к телефону. Лицо выражало ненависть, будто несчастный гаджет был виновником всех несчастий. Словно, звонившим был тот самый ВРАЧ.
– Резников, порадуй, – взмолился Рукавица, меняя гнев на милость. – Скажи, что-нибудь хорошее. Например, что квартира пуста.
По тому, как вытягивалось лицо Владимира Андреевича, Александра поняла: новости плохие. А через десять минут они мчались на место преступления.
Глава 29
По дороге обсудили то, что удалось выяснить. Рукавица со своими ребятами зря время не терял.
Кратко, но толково побеседовали с бывшей женой Ареева. Маргарита убеждала, что Марк не умеет накладывать тон и более того, ненавидит штукатурку на коже. По поводу психолога рассказала, что потери памяти у мужа не было. Призналась, солгала из-за обиды. Не поздравить родную дочь с Днём Ангела мог только мерзавец. И этот мерзавец заслуживал урока.
Друг детства, тот самый, что работал по приколу, вообще удивился вопросу. Салон красоты жил лишь в его сумасбродной юности, и он не сомневался, Ареев те времена также выбросил из головы.
Но всё это было незначительно и никак не снимало подозрений. Рукавица признался, Ареев ему не нравится. Однако, симпатии симпатиями, но имелись и другие кандидатуры. Например, Розгин Михаил Дмитриевич. Именно он посылал уничижительные сообщения на телефон Васильевой. Мобильный убитой стал доказательством его ненависти ко всей троице. В красках и многословно желал он смерти не только Ангелине, но и Виталине, Снежане.
Выяснили и почему его так скоро выпустили – положенных лет Розгин не отсидел. Помогло отличное поведение, как утверждал следователь по его делу, и таинственный спонсор, – как признался за немалую взятку охранник.
Оказалось, тюрьме оказывала поддержку некая женщина богатая и неуловимая. Никаких финансовых следов не оставляла: работала исключительно с наличкой и через курьера. Всё, что было известно об этой женщине, так это её предусмотрительность. Курьеры каждый раз были разные, и… а это уже были подозрения самого Рукавицы, получали отличные деньги за молчание.
Розгину в тюрьме жилось хорошо. Его даже кормили лучше остальных. Выпустили, благодаря той же неизвестной. Женщину в данный момент искали. Бывшего заключённого тоже. Последний раз его видели у тюремных стен. Он сел в красный кроссовер фирмы «фольцваген».
На работу бывший зек не устраивался, квартиру или комнату не снимал. Как в воду канул. И тут было три варианта: либо он жил по чужим документам, либо его забрала к себе таинственная спонсорша, либо он спился и забомжевал. Последнюю версию в данный момент активно отрабатывали сотрудники полиции. А Рукавица, прошерстив биографию Розгина и его семьи, почти не сомневался, тот, в чьём роду имелись буйно помешанные, вполне мог оказаться причастен к появлению ВРАЧА. Вполне мог играть по собственным правилам. Например, в прятки.
Тату мастера Кравца Юрия Леонидовича опросили, проверили. Его показания совпали с данными, полученными от матери убитой. Алиби на время убийства у него так же было: его видели коллеги и наружная камера соседнего здания. Запасного выхода салон не имел. Отец Юрия, человек со связями, обещал оказывать всяческое содействие в поимке преступника. Знал, как сильно его сын любил Васильеву.
Наблюдение за квартирой ничего не принесло.
– Что-то вы долго с телефоном копались, – заметила Александра. Стоять в пробке на Петергофском в полной тишине, а молчали они уже полчаса, становилось невыносимо.
– Пароль длинный, – хмыкнул Владимир Андреевич, – семнадцать, ноль, восемь, два, ноль, шестнадцать.
– День смерти её отца.
– Ты так хорошо знала Васильеву?
– Я её изучала, – не стала врать детектив.