— Весьма поэтично, — с иронией отозвался Арей.
Лигул недовольно сморщился.
— Ты так и не ответил, — напомнил он. — Куда намерен отправиться? Не хочу вновь искать тебя, когда ты мне понадобишься.
Арей думал лишь долю секунды:
— На Лысую Гору. Давненько я как следует не кутил. Старых товарищей повидаю, отдохну.
Он решил, что врать про это не стоит. Лигул в любом случае прикажет шпионить за ним, а Яраат был прав: лишняя скрытность только прибавит подозрительности.
Горбун закивал:
— Вот, это другой разговор. Хорошенько гульнуть — милое дело.
Арей уже подошел к высоким двустворчатым дверям и положил ладонь на медную ручку, когда внезапная мысль заставила его остановиться:
— Послушай, Лигул, — обернулся он. — Один вопрос: почему именно Яраат?
Глава мрака оторвал голову от заляпанного кровью пергамента, который начал изучать, и усмехнулся:
— О, это весьма просто, старина — я знал, что только он один способен отыскать тебя и только на его зов ты явишься. Он твой единственный друг, это всем известно.
***
Белое безмолвие окутало Лысую Гору. Снегопад не прекращался много дней, и на городок опустилась сонливость. Стёрлись в серебряной пурге очертания улиц, пропали жители, согнулись под порывами ветра высокие сосны — всё исчезло, преклоняясь перед неистовством природы.
Наконец, спустя какое-то время, снегопад перестал, и ударили морозы. Булыжные мостовые и переулки покрылись коркой льда. Изморозь распространялась по стенам внутри каменных домов, окна разукрасили узоры инея.
В первый день холодов ярко светило солнце. Пелька сидела у окна, завернувшись в комковатое одеяло, и оставляла на заиндевевшем стекле отпечатки своих пальцев. Прижимая к нему теплую подушечку, она выжидала несколько секунд, а потом резко отдергивала, любуясь на цепочку овальных следов.
Их жизнь на Лысой Горе вот уже третью неделю текла размеренно и лениво. Они спали до обеда, завтракали в своей комнате, а потом шли гулять. Поначалу Арей был категорически против этой затеи, но Пелька сумела убедить его, что сидеть до бесконечности в четырех стенах у них не выйдет. Выражение лица мечника говорило о том, что, будь его воля, именно так бы он и поступил. Но, в конце концов, ему пришлось сдаться, признавая, что девушке нужен свежий воздух.
Первые их прогулки напоминали опасливые вылазки на вражескую территорию. В декабре, едва наступили холода, Арей купил для Пельки теплую меховую накидку с капюшоном. И теперь, отправляясь в город, девушка низко надвигала этот капюшон на лицо — он не только спасал от щиплющего щеки мороза, но и скрывал её от любопытных глаз.
Если же не считать настороженной бдительности барона мрака, то эти прогулки дарили Пельке много радости. Как прекрасно было выйти из протопленного трактира на стылый воздух, и дальше, за ворота, нырнув в узкий переулок, ступать по скользким камням, слушая, как дробно стучит подошва об лёд. И наблюдать за жителями и гостями этих мест, плотно укутанными в теплые одежды. Дойти до самого центра, до большой круглой площади, где даже в лютые морозы шумела толпа.
То тут, то там раздавались взрывы заливистого хохота, румяные ведьмочки и юные феи строили глазки молодым вампирам и магам, а затем они все пестрой кучкой усаживались в огромные сани и уносились вдаль. Пелька очень любила катание на санях, но заманить в них Арея ей ещё ни разу не удалось.
Чуть поодаль, за небольшой ледяной стеной, играли в зачарованные снежки. Кто-то делал ставки, кто-то просто глазел, или, не выдержав, с азартом поддавался эйфории веселья и присоединялся к игре.
Те, кто не принимали участие в развлечениях, грелись в чьих-то объятиях. Или более подручными средствами — ведь в небольших палатках то тут, то там продавали теплое вино и сбитень. А после обеда на площадь приходили музыканты, и тогда в ранних зимних сумерках раздавались протяжные трели волынки и радостные звуки гуслей.
Как приятно было вдыхать студеный воздух, а выдыхая, наблюдать, как растворяется над носом облачко пара. Смотреть на кипящую вокруг жизнь, ощущать, как в пространстве потрескивает магия, превращающая всё происходящее в сюрреалистичную сказку. Цепляться за руку сурового мужчины, пробираясь между скопищем обитателей Лысой Горы, и знать, что за его могучей спиной ничего не страшно.
Когда Пелька, взбудораженная гомоном и новыми впечатлениями, указывала мечнику на что-то, что привлекало её внимание, возбужденно тараторя и жестикулируя, лицо его озаряла внезапная теплая улыбка. Однако, будто испуганная своей смелостью, она быстро пряталась в черной с проседью бороде, чтобы спустя какое-то время появиться снова. И постепенно эта робкая улыбка стала его неотъемлемой частью — Арей, барон мрака, бог войны, жестокий и наводящий ужас воин теперь улыбался чаще, чем вспоминал про свой страшный меч.
Эти недели пробежали, как краткий, волшебный сон. Они гуляли по засыпанному снегом городку, заходя в местные лавочки, откуда Арей никогда не выходил без подарка для Пельки. Он баловал девушку, исполняя каждую прихоть, и растворялся в её искренней радости и неподдельной благодарности. Каждый его сюрприз она встречала сияющими глазами, и за одни только эти искорки мечник готов был бросить весь мир к её ногам.
А порой, замерзнув так, что руки и ноги переставали слушаться, они заскакивали в старый уютный кабачок, коих здесь было немерено. И там, в духоте, под низким темным потолком, Арей веселил Пельку рассказами о своих приключениях в этом самом заведении. Каждый угол и камень на Лысой Горе дышал историей, и барон мрака был её частью. Не было такого места, где бы он не побывал. И про каждое он имел в запасе собственный рассказ, приправленный шутками и сплетнями.
Их прогулки всегда заканчивались поздно вечером, у потрескивающего очага, в их комнатке на самом верху трактира. Там Арей раздевал девушку, стаскивал с её ног отсыревшие башмаки, а затем медленно тянул шерстяной чулок, высвобождая сначала одну, а потом другую замерзшую ножку.
В тот день, после ударивших морозов, они окоченели больше обычного, и узкие ступни Пельки в его широких ладонях были совсем ледяными. Не отрывая от неё взгляда, мечник нагнулся и коснулся губами маленьких пальчиков. Растирая и согревая их дыханием, он добился того, что девушка, ещё несколько минут назад дрожавшая от холода, покрылась мурашками, но природа их была уже иной.
Близость с Ареем вызывала в Пельке лавину ощущений, настолько сильных, что она грозила погрести под собой рассудок и стыд. Весь остальной мир вдруг выцветал и становился незначительным, стоило мужским рукам накрыть её плечи.
Вот и сейчас, когда Арей вскинул голову и она заметила лихорадочный блеск его глаз, сердце её пропустило удар. Шершавая, обветренная ладонь мечника скользнула вверх по тонкой щиколотке и выше, теряясь в складках юбки. Он не говорил ни слова, не спускал с девушки пристального взгляда, и это придавало происходящему особую остроту, довершая работу его умелых пальцев.
Когда дыхание Пельки окончательно сбилось, она потянулась к губам мужчины. Ей казалось, будто с каждым поцелуем она отдаёт Арею часть себя, таким неистовым и жадным он был. Из её груди вырвалось низкое мычание, и барон мрака уже знал, что это мольба.
Он брал её томительно медленно, растягивая каждый сладкий момент. Будто смаковал её, поглаживая мягкие волосы девушки, наблюдая за тем, как трепещут её длинные ресницы, как она слегка приоткрывает рот в беззвучном крике. Он тяжело и неровно дышал, давил стоны, застревавшие в сухом горле, утыкаясь в шею Пельки и останавливаясь на мгновение. А потом, прикоснувшись своим лбом ко лбу девушки, возобновлял неспешные толчки, с трудом удерживаясь, чтобы не сорваться в яростный ритм. Пока, наконец, Пелька сама жалобно не попросила его об этом.
Их тела содрогнулись почти одновременно, взяв верх в погоне за наслаждением. Стоны облегчения от нахлынувшего блаженства на мгновение оглушили девушку. Тело не слушалось её, руки и ноги дрожали, и в затуманенном сознании мелькнула мысль о том, что от удовольствия можно сойти с ума. Арей откатился в сторону, прижав Пельку к своему боку, и обоих накрыло сонное оцепенение.