На площади, как обычно, клубилась толпа. Тёплый весенний день подходил к концу, и здесь только начиналось самое веселье. Обычно в такое время барон мрака не допускал прогулок, но в тот вечер всё было так хорошо, что даже ему хотелось растянуть эти ощущения. Они втроём пробирались через столпотворение народа к центру, когда взгляд Пельки привлёк старик, сидевший у холста с красками. Дёрнув мужа за рукав, она глазами указала на художника.
Приблизившись к палатке с картинами, девушка с любопытством стала их изучать. Практически сразу стало очевидно, что это не просто рисунки - магия оживляла их, делая подвижными, и вместе с невообразимым талантам мастера картины представляли собой настоящее чудо.
Пелька обернулась к старику и спросила:
- Дедушка, а долго ли рисовать такой портрет? - она указала рукой на небольшой холст, изображавший семью из трёх человек.
Седые кустистые брови художника смешно приподнялись, а лицо озарила широкая улыбка.
- Недолго, дочка, - неожиданно звонким голосом ответил тот. - Несколько часов, почитай, чтобы лицо намалевать, а после уж я сам справлюсь.
Девушка умоляюще взглянула на мужа. Тот вздохнул.
- Несколько часов, Пелька, - покачал он головой. - Мира столько не высидит, да и народу здесь слишком много. Нет, в другой раз.
Его прервал голос старика:
- Так я ведь и к вам могу наведаться, коли вы с дитём, - предложил он, поглаживая длинную белую бороду.
Арей резко обернулся к художнику и смерил его подозрительным взглядом, а затем снова повернулся к жене. Она едва ли не подпрыгивала в надежде уговорить его.
- Хорошо, если тебе так хочется, пусть приходит, - сдался мечник.
Девушка радостно взвизгнула и повисла у мужа на шее. Мирослава, увидев, что её родители улыбаются, тоже пришла в хорошее расположение духа и решила не отставать. Она что-то быстро затараторила на своём собственном языке, захлопала в ладоши и расшумелась. Пока Арей договаривался со стариком, Пелька пыталась угомонить дочь, однако весёлый нрав Миры, помноженный на отцовское упрямство, не так-то просто было смирить.
Так они и шли до дому в уже наступивших сумерках, оставив попытки утихомирить свою девочку, смеясь и играясь. В избе их ждали остатки праздничного пирога и Уголёк, успевший соскучиться по хозяевам. Это была такая простая, тихая жизнь, наполненная покоем и незатейливыми радостями. Она делала молодых родителей очень счастливыми, и ни один из них тогда не хотел задаваться вопросом: достаточно ли им будет этого через год, два, десять лет? Не потянет ли Арея его непростой характер в очередную передрягу? Сможет ли мятежная натура Пельки найти желаемое в скромной участи жены и матери? Насколько долговечно то, что они смогли построить?
Это были важные вопросы, но незамутнённая благодать частенько застилает взор. И с течением времени оказывается, что мы узнаем и ценим чудо только тогда, когда у нас его отнимают. Именно в этот момент приходит осознание, что тогда было счастье.
***
Спустя неделю портрет, написанный старым художником, красовался на стене возле колыбели. На нём одетая в красивое платье Пелька держала на руках Миру и гладила её по голове. Арей наотрез отказался позировать, мотивируя это тем, что он своим видом только разрушит красивую композицию. Как бы жена не уговаривала его, барон мрака остался непреклонен. И пока старик наносил на холст мазок за мазком, мечник стоял за его плечом, улыбался Пельке, отвлекал Мирославу и даже не догадывался о том, что много лет спустя этот портрет будет одной из немногих вещей, что останутся у него от жены и дочери. С холста они навечно взирали на него любящими глазами.
Всё закончилось, как всегда, неожиданно. Резко и без подготовки. За закрытыми ставнями ещё плескался сумрак отступавшей ночи, когда в дверь их избушки громко забарабанили. Арей вскочил с кровати и в одно мгновение оказался у порога. В руках его уже материализовался огромный двуручник. Пелька, тоже проснувшаяся, трясущимися руками вытаскивала из колыбели захныкавшую дочь. Во дворе надрывался Уголёк, однако через секунду его лай превратился в скулёж и затих.
- Кто? - хрипло спросил барон мрака, стоя немного в стороне от двери и принимая боевую стойку.
- Арей, это я, - напряженный голос по ту сторону Пелька узнала мгновенно.
- Это Олаф! - воскликнула она.
Однако мечник поднял руку, давая ей знак замолчать, и прищурился:
- Олаф, друг мой, как звали того, кто раненым сопровождал нас по Запретным в землям в повозке, запряженной мулами?
Ответ прозвучал с небольшой заминкой:
- Грустный. Жена твоя его так назвала.
После этих слов Арей острожно приоткрыл створку, всё ещё держа наготове оружие. На пороге действительно показался варяг. Он быстро шагнул в избу и тут же захлопнул за собой дверь. Выглядел Олаф неважно. Неухоженная борода достигала груди, туника, заляпанная грязью и кровью, свисала лохмотьями. Левый глаз заплыл, а на ключице зияла глубокая рана, успевшая затянуться бордовой коркой.
Одного взгляда на волкодлака было достаточно, чтобы понять: он едва вышел живым из крупной заварушки.
- Собирайтесь! - отрывисто приказал Олаф.
Арей среагировал в одно мгновение, натягивая рубаху и сапоги. Кивнув варягу на бутыль, стоявшую на столе, он отрывисто произнес:
- Говори.
Одним махом осушив кружку с вином, Олаф ответил:
- За Чёрной Гарью я видел боевых стражей мрака. Их четверо.
- Уверен, что они за нами? - мечник застегнул пояс и стянул на затылке волосы, чтобы они не лезли в глаза.
- Можете остаться и проверить, - хмыкнул оборотень, переводя взгляд на Пельку, будто только сейчас её увидел.
Разглядев на руках девушки ребёнка, Олаф вскочил и приблизился к ней. Долгих полминуты он смотрел на хныкавшую Миру, не отрываясь, а потом потрясенно обернулся к барону мрака.
- Я никогда ни о чём подобном не слышал, - прошептал он. - Даже не знал, что это возможно…
- Да, мы тоже, - попытался пошутить Арей, накидывая плащ.
Пелька же как будто приросла к полу. Всё это время она стояла, не шелохнувшись, босая и растрепанная, в ночной рубашке, прижимая к груди плачущую дочь. Слова мужа вывели её из оцепенения. Она пересекла комнату и положила Миру на кровать. Встав на четвереньки, девушка нагнулась, выуживая из-под кровати старую сумку, которая была с ней во время похода по Запретным землям. В неё Пелька побросала самые необходимые вещи Миры, а затем отвернулась к стене и, нисколько не стесняясь присутствия постороннего мужчины, стянула через голову сорочку.
Олаф отвел взгляд, Арей же, нахмурив брови, приблизился к товарищу и спросил:
- Я вижу, ты ранен. Не буду спрашивать, что произошло, сейчас не время. Я не могу просить тебя о помощи, учитывая твоё состояние, однако ты мог бы помочь моей жене и ребёнку скрыться, пока я…
- Даже не думай об этом, - спокойный женский голос заставил обоих мужчин разом обернуться.
Пелька стояла перед ними, одетая в простое шерстяное платье, и закрепляла на поясе свой нож.
- Без тебя мы с Мирой никуда не пойдём, слышишь?
Мечник приблизился к жене, погладил согнутыми костяшками нежную щёку:
- Пелька, пожалуйста. Я должен остаться и сразиться, но не могу рисковать вами.