- Напряженные выдались деньки, это правда. Но я пока справляюсь, - сказал Арей, носком сапога ковыряя землю. - И это странно.
- Странно, что лучший мечник мрака смог одолеть своих противников? Друг мой, я тебя не узнаю. Конечно, ты никогда не славился самодовольством, однако…
- Это не ложная скромность, Яраат, - раздражённо прервал его мечник. - Их не так много, как я ожидал, и все отличаются крайне низкими боевыми навыками. Поверь мне, их зарубил бы даже ученик.
Какое-то время оборотень молчал, будто обдумывая слова Арея. Затем из темноты снова раздался его задумчивый голос:
- Хочешь сказать, они не по твою душу?
Барон мрака вздрогнул. Вопрос ударил сразу по двум болезненным ранам.
- Хочу сказать, что они намерены меня вымотать. Чтобы я отчаялся, растратил силы, потерял терпение. И тогда они нападут уже ощутимой мощью.
Яраат, наконец, вышел из-под деревьев. На поясе у него висел боевой топор, а глаза мутно сияли в свете луны.
- Почему бы вам не попробовать бежать из страны? На другой конец света?
Мечник кисло усмехнулся.
- Как будто расстояния когда-либо были помехой для мрака. Лигул дотянется своими ручонками куда угодно. А там, где он не достанет, ему помогут его прислужники. Ещё бы, шанс сокрушить самого Арея! Да за такую возможность наёмники и стражи глотки друг другу перегрызут!
Барон мрака устало сел на землю, опустив руки на колени и понурившись. В этом жесте было столько отчаяния, что оно буквально выплескивалось через край, как протухшая вода из деревянной бочки.
- Так что ты думаешь делать? - оборотень старался не выдать голосом мрачного предвкушения. - Будем продолжать поиски артефакта?
Мечник молчал. Он сидел, обхватив голову руками, и разве что не раскачивался из стороны в сторону. Он так смертельно устал… За свою бесконечно долгую жизнь это чувство не раз посещало его, однако никогда прежде оно не было столь невыносимым. На контрасте с недавним чистым счастьем нынешнее положение казалось просто адским. Таким оно и было.
- Я не знаю, - наконец, глухо ответил Арей. - Я не знаю, что делать…
Он не видел, как победная улыбка на секунду осветила лицо его заклятого друга. «Вот оно, - подумал Яраат про себя. - Момент настал». Несколько лет тщательной, неторопливой подготовки привели к самому сладкому предательству в его жизни, и оборотень уже предвкушал его, как предвкушают долгожданное лакомство. Муха, которая столько лет, сама того не подозревая, летала в замкнутом пространстве, скоро попадет в паутину.
- Знаю только, что мне нужно время, - продолжал барон мрака, не подозревая, что участь его уже решена. - Снова нужно выгадать время, чтобы придумать, как поступить. Я не могу помочь тебе в поисках артефакта, - он поднял голову, в упор уставившись на Яраата. - Сейчас всё время у меня уходит на то, чтобы держать наёмников как можно дальше от моей семьи. И я вновь вынужден просить тебя о помощи.
- Разумеется, Арей, - кивнул мужчина, и ничто в размеренном голосе и участливом взгляде не выдавало его истинных намерений. - Можешь на меня положиться. А что там с твоим знакомым - волкодлак, кажется?
- Олаф пропал, - напряжённо отозвался мечник. - Он не выходит на связь, и, боюсь, его уже нет в живых.
Барон мрака тяжело поднялся, даже не пытаясь очистить плащ от налипшей жидкой грязи.
- Что ж, до встречи.
Яраат кивнул и молча растаял в воздухе. Здесь, в отличии от Лысой Горы, можно было телепортировать из любого места. Арей поднял голову, подставляя лицо сизому свету луны. Казалось, мудрая подруга солнца осуждающе мерцала в черном атласе небес. Когда-то она была свидетельницей зарождения великой любви, и теперь смотрела, как эта любовь гнется и ломается под ударами судьбы. Луна печально скрылась за облаком набежавших туч, и мечник, опустив голову и накинув капюшон, медленно направился по направлению к городу.
***
Расскажи мне, как плакали струны,
Как горели стихи, оставаясь на сердце навек,
Как в глазах отражался пламень безумья
И как в страшных мученьях во мне умирал человек.
Пелька всё отдала бы за то, чтобы понять, как и почему разрушилось то трепетное взаимопонимание, что долгие годы сохранялось между супругами. Это произошло вдруг разом, и не могло же послужить причиной их стремительное бегство из привычного и уютного мира. Они оба всегда знали, что это время настанет - горькие дни, когда им придется с боем отвоёвывать своё счастье.
Нет, дело было в другом. Пелька чувствовала, что это так, но мысли путались в её голове, не позволяя найти конкретное объяснение. Она знала только, что её щедрый, заботливый, любящий супруг вдруг снова превратился в того самого мрачного мужчину, незнакомца, которого она повстречала в Запретных землях. Замкнутого, холодного, поглощённого какой-то мучительной думой. В те редкие мгновения, что он проводил с ними, мечник следил за ней и Мирославой остановившимся взглядом человека, который одной ногой стоит за чертой безумия.
Пошёл третий месяц их заточения в крохотной комнатке, в сером доме на одной из улиц шумной Москвы. Стремительно подрастающая дочь отнимала у матери много времени и сил, и это хоть как-то отвлекало Пельку от тяжёлых размышлений. Она играла с малышкой, учила её говорить, рисовала вместе с ней смешные рожицы на серой бумаге.
Мужа девушка видела не больше нескольких минут в день - он ещё не возвращался, когда они с дочерью ложились спать, а по утрам подушка рядом с ней была уже холодной. Пелька забила бы тревогу, если бы каждую ночь, когда луна уже высоко стояла в чистом небе, она не вздрагивала от скрежущего звука половиц. Арей бесшумно скидывал одежду и растягивался на постели поверх одеяла, не накрываясь.
Неподвижно лёжа на боку, Пелька пристально вглядывалась сквозь чернильную темноту в очертания колыбели, где тихонько сопела Мира. Девушке хотелось повернуться к мужу, схватить его за руку, прижать к своему сердцу. Ей хотелось убедиться, что всё это дурной сон, ей нужно было, чтобы он сказал хоть слово, объяснил весь тот ужас, в котором они теперь жили - но она не поворачивалась, и до самого утра её подушка была мокрой от слёз. Пелька боялась этой тени, которой стал её муж, этого чёрного человека, который еле слышным бесплотным призраком проскальзывал в их постель каждую ночь и каждое утро исчезал на рассвете.
Липкие щупальца тьмы всё глубже проникали в их жизнь. Девушка стала ощущать, что эта паутина опутывает и её тоже. Вне себя от безысходности и отчаяния, она то срывалась и рыдала в голос, пугая этим дочь, то часами сидела в продавленном жёстком кресле, уставившись в одну точку. С трудом можно было узнать весёлую, энергичную Пельку в этой бледной, молчаливой женщине. На её виске подрагивала жилка, а девушка всё думала и думала о том, что где-то там её муж сейчас убивает людей и стражей, и его страшный клинок раз за разом опускается, разрубая мягкую плоть.
Он снова стал поглощать эйдосы. Подобные догадки закрадывались в голову Пельки уже какое-то время: она замечала, что дарх Арея по возвращении домой казался раздувшимся, как насытившееся животное; видела, что мерзкая сосулька засияла ярче, а постоянно кровоточащие ранки на груди мужа, нанесённые голодным паразитом, стали заживать.
И однажды она своими глазами увидела, как барон мрака кормит источник своих жутких сил. В тот вечер он вернулся раньше обычного. За закрытыми ставнями ещё виднелись брызги заходящего солнца, когда Арей возник посреди комнаты. Защитные чары дрогнули, признавая своего. Мечник тяжело повалился на стул и распахнул полы грязного плаща. Вся правая сторона его рубахи была залита кровью. Пелька ахнула и бросилась к мужу, однако тот жестом остановил её.
- Всё в порядке, - прохрипел он. - Царапина, не более.
Жена, не слушая его, набрала в небольшую миску воды и взяла со шкафа несколько небольших полосок ткани, которые она вкладывала Мирославе в панталончики. Морщась, барон мрака скинул плащ и через голову стащил испорченную вещь. С плеча до груди спускалась небольшая, но довольно глубокая рана. Смочив тряпицу в чистой воде, Пелька осторожно промокнула порез.