— Это она, да? — произнёс Арей. — Она вытащила меня?
— Да, твоя жена очень многое сделала для того, чтобы вернуть тебя к свету. Она совершила немыслимое. Случаев, подобных твоему, за всю историю мироздания не наберётся и десяти. Прорваться выше облаков, будучи замурованным под землёй, практически невозможно. Однако, — добавил он, — будет несправедливым утверждать, что в этом заслуга лишь Пельки. Есть кое-кто ещё, кому ты можешь сказать спасибо.
Бывший мечник нахмурился. Кто мог любить его и желать ему искупления так же, как его жена? Дочь? Может, Мефодий? Или?.. Осознание пришло, когда он встретился глазами с Троилом. Тот кивнул, подтверждая его догадку.
— Это ты сам. Ты смог пожелать прощения так искренне, что тебя услышали и вернули обратно. Дали тебе ещё один шанс.
Арей отошёл на несколько метров, прислонился к старому дубу. Глаза ему заволокло пеленой, он неверяще уставился в пространство, как тот, кто не способен до конца признать правду, обрушившуюся на него.
Он услышал шорох позади себя, а затем ему на плечо легла лёгкая рука.
— Я представляю, каково это, и дальше будет ещё труднее. Тебе предстоит долгий путь, и ты это знаешь. Теперь вместо меча и дарха у тебя женщина, которую ты любишь, и ваше дитя.
Арей резко вскинул голову. Троил мягко сжал его плечо.
— Твоя дочь прорвалась к свету, сделав то, чего когда-то не смог ты.
— Варвара умерла? — хрипло выговорил бывший мечник.
— Это было её добровольное решение, Арей. И жертва, которую она принесла, окупилась во сто крат. Её эйдос теперь сияет, как тысячи солнц. Это большее, на что ты мог рассчитывать.
Арей поник головой, прикрыв глаза.
— Я знаю. Чудом было само её рождение… Мне не место здесь. Как я вообще мог оказаться тут, объясни?
— Ты забываешь, что не я создал мироздание. А ещё ты позабыл, что на свете нет ничего однозначного, кроме любви. Я не могу ответить на все твои вопросы, но могу подсказать, как перестать ими терзаться. У тебя перед глазами был как минимум один пример искупления.
Арей вскинул голову.
— Мефодий?.. — неуверенно пробормотал он.
Генеральный Страж кивнул.
— Твой ученик смог пройти путь от носителя сил Кводнона и воспитанника мрака до жертвенной смерти и возрождения златокрылым. Его нельзя назвать однозначным добром, и он никогда им не станет, однако в нём горит изначальный свет. Есть ещё один — ученик волхва, некромаг, в груди которого бьётся частица первоматерии и который полюбил девушку-валькирию, связав себя с ней, после чего…
— Это дурные примеры, — перебил Арей. — Оба парня вместе не совершили даже десятой части того, что совершил я!
— Ты опять невнимательно слушал, — голос Троила звучал настойчиво, будто он пытался подтолкнуть бывшего мечника к какой-то мысли. — Рядом с каждым из этих мужчин была женщина — светозарная, чистая, способная своей любовью вытянуть к свету и себя, и своего возлюбленного.
Арей по-прежнему не выглядел убеждённым.
— Мне никогда не забудут того, что сделано. Не простят.
— А ты простишь?
Вглядываясь в неровную линию горизонта, Арей размышлял о том, готов ли он оправдать то великое благо, которое ему даровали. Действительно, сможет ли он быть к себе милосердным? И тут же понял, от чего зависит ответ.
— Если простит она.
Генеральный Страж отпустил его плечо и шагнул в сторону, его взгляд поверх очков был спокоен и твёрд.
— Она простила, Арей, — с этими словами он кивнул вперёд.
Посмотрев в указанном направлении, мужчина увидел, что там, где ещё секунду назад был бархатный ковёр холма без каких-либо движений, теперь прорисовались две фигурки. Даже отсюда было видно, что фигуры женские, и что они движутся не спеша, как будто у них впереди вечность.
Выдохнув, Арей сделал шаг вперёд, но внезапно остановился и повернулся к Троилу.
— Что теперь? Что нас ждёт?
Троил улыбнулся.
— Долгожданная встреча. А потом… как я уже сказал, впереди много трудностей и испытаний. Привыкай к Эдему постепенно, чтобы и он привык к тебе. Пока что ты можешь передвигаться только по определённым местам, другие просто не признают тебя. Тебе предстоит доказать, что ты достоин. Что в тебе ещё жив тот самый изящный и быстрокрылый страж Арей. Возроди его к жизни, — Троил приблизился, внезапно посерьёзнев. — Я не могу пообещать, что ты когда-нибудь вновь… Но ты можешь призвать всё самое лучшее в себе, прежде похороненное под плитами мрака. У тебя для этого есть всё, — и Генеральный Страж показал вокруг.
Арей кивнул и твердо протянул руку Троилу.
— Я рад, что снова вижу тебя. Очень. И хотя знаю, что это её заслуга, всё же… спасибо.
Это было первое «спасибо» бывшего мечника за много сотен лет. И оно было искренним. Место, в котором они находились, будто почувствовало это — казалось, по ним прокатилась воздушная волна, как если бы дохнул огромный великан. И две маленькие фигурки стали ещё ближе. Теперь можно было различить их лица.
Пелька осталась ровно такой же, какой была к моменту своей гибели — двадцатилетней, длинноволосой и улыбчивой. Тонкая льняная юбка путалась между худых ног. Девушка босиком шагала по полю, не сводя глаз с Арея. А рядом с ней шла Варвара.
Именно последнее воплощение на земле теперь было её личиной. В узком, изящном лице, которое пересекал красноватый шрам, с трудом можно было узнать пухлощёкую, кудрявую Мирославу. Однако стоило увидеть глаза — огромные, песочные, с пронзительной искрой — как все сомнения покидали: это была та самая девочка, принявшая несправедливую и страшную смерть. Дважды. Эйдос в её груди, уже не разделённый перегородкой, лучился добром и светом.
Они с Пелькой держались за руки и выглядели, как сёстры, а не как мать и дочь. Их силуэты становились всё ближе, они улыбались Арею, однако он будто оцепенел, не в силах сдвинуться с места. Всё понявший Троил мягко, но настойчиво подтолкнул его, шепнув напоследок:
— Магия — это обыденность, от которой ничего не ждёшь. Чудо случилось, потому что ты перестал желать чего-то для себя и пожелал всего лишь прощения, Арей. Помни о том, что быть светом — значит быть благодарным. Именно там зарождаются любовь и жизнь.
Шёпот постепенно смолкал за его спиной по мере того, как бывший мечник двигался по мягкой траве, чтобы, наконец, встретиться со своей судьбой.
Эти несколько шагов растянулись для него в несколько лет. Пелька была одновременно далеко и близко. Ему вдруг вспомнилось, как она танцевала для него однажды ночью возле костра. Тогда он понял, что полюбил, и ему сделалось очень страшно. Но сейчас страха не было. Лишь бесконечное желание служить этой любви.
Он видел, как счастье озаряет лицо Варвары. Теперь она знала, кто он такой, и всё для неё встало на свои места. После смерти налёт суровой брутальность немного слетел с девушки, и теперь она напоминала свою мать в день встречи с её отцом — такая же дерзкая, отважная, безрассудная, с широкой и честной душой. Покой, наполнявший Варвару, отчётливо исходил от светящейся в груди песчинки. Порой девушка переглядывалась с матерью, и тогда обе негромко и весело смеялись.
Арей уже бежал, чувствуя, что задыхается, но не от скорости. Он никогда и ни к чему не стремился больше, чем сейчас, сминая босыми ногами влажный мох, заглатывая свистящий воздух. Его глаза слезились от бега.
Волосы Пельки переливались на солнце. Она придерживала платье, подол которого украшал красный вышитый узор. Девушка смотрела на бегущего мужчину спокойно и радостно, будто твёрдо знала, что им никогда больше не брести по дороге судеб в одиночку.
Арей не знал, чем он заслужил любовь этой чистой души, давшей ему шанс на искупление. Не знал, что в нём есть такого, за что его можно любить. «Но если я могу сделать их счастливыми, — подумал он в тот момент, когда его рука, наконец, коснулась двух сплетённых ладоней, — тогда это — всё, чем я хочу быть».