Бакалейщик Анпадист навеливал Макару за нее два пуда муки, фунт сахару, четвертинку чаю и три аршина сукна.
По тем временам шибко была дорогая цена.
— Дочерью дарено и потому непродажно, — отказал Макар.
Шире-дале расходилась молва про Чекану.
Добрая слава родилась, но вслед за ней злая зависть явилась.
Донеслась молва до попа. Тому до крайности надо было церковное кадило поправить: он ведь без кадила, что черт без хвоста!
Призвал поп Макара к себе.
— Возьмись и к завтрему почини!
У кадила донышко прогорело, на крышке дыра.
— Нет, батюшко, не починить!
— Девке своей поручи. Она, сказывают, у тебя мастерица.
— И ее не стану конфузить, — отказался Макар.
Поп ногами затопал:
— Прокляну, коль ослушаешься!
Принес Макар эту рухлядь в кузню, голову опустил. Что делать? Проще взять бы кувалду, одним махом кадило разбить — и на свалку!
На ту пору Чекана пришла. Так и эдак осмотрела попову утварь, ногтем поковыряла и, слова не говоря, бросила в кучу ржавого железа.
— Ступай, тятенька, домой! Я одна тут управлюсь. Не придется попу нас корить и на всю округу ославить.
Напролет с вечера до утра маялся Макар дома на полатях, выходил из избы, порывался наведаться в кузню, надо, мол, чем-ничем Чекане помочь, но удержался — с подсказками не надо соваться, ведь девка сама на уме.
Ну, и верно, не зря понадеялся. Заново сработала кадило Чекана. Из простого железа поделка, а под стать чистому серебру. Вдобавок чашечка для углей изукрашена разными завитушками, коваными листочками и цветками.
Надо бы мастерицу-умелицу похвалить, по-отцовски за нее погордиться, но Макар почуял беду:
— Не дразни собаку лакомой костью, попу способность свою не выказывай, доченька! Разохотится он, житья не даст. Давай-ко спрячем кадило подале, а я схожу повинюсь: ничего, мол, батюшко, не получилось, не поимел я удачи, принимаю грех на себя...
— Позор-то носить! — возразила Чекана.
— Небось, перетерпим.
— Таиться от людей не хочу! Бери кадило, неси!
— А если попу еще чего-нибудь вздумается? Шкатулку под деньги, не то замок с музыкой? Следом за ним всякое начальство подступит. Оно ведь на редкости падкое. Пропадет наше коренное занятие! Куда же тогда мужикам подеваться с мелочной нуждой?
— Сразу попу дай от ворот поворот. Получи-де свое, и на том до свиданьица! Да и на меня, тятенька, не сердись. Словом огонь не погасить, каленую искру в душе не прихлопнуть ладонью. Любую муку приму, призванье свое не оставлю...
Схватил поп поделку Чеканы.
— Изготовлено славно-преславно! Это тебе, кузнец, бог помог.
У Макара чуть не сорвалось с языка: «К тому, кто робит, бог на помощь не ходит!» Но вовремя спохватился.
— По совести поступаю, честь не мараю.
— Я тебя за то в молитве упомяну, — посулил поп, а про оплату за труд даже не заикнулся. — Вот еще надобно и новые двери поставить в алтарь.
— Недосуг, батюшко! — засобирался Макар уходить. — И подходящего железа у меня не припасено.
Всяко стращал поп, уламывал, дескать, без его благословения Макара удачи покинут, у девки руки отымутся, хворости нападут, — только попусту этак старался. Не поддался Макар.
Вскоре Чекана опять занялась какой-то поделкой. Отцу ничего не показывала. В кузне на ночь одна оставалась.
Агафья приставала к Макару:
— Приструни ты ее, отец! Надорвется без отдыху!
Тот отмахивался.
— Баба ты беспонятная! Нельзя росток надламывать, а тем более не гоже досаждать человеку, коему дан дар чего-то творить!
Ден через двадцать после того утром раненько засобирался Макар в кузню. И как раз в эту пору в открытые створки окошек донесло кукушкино кукование.
Кукушка — птица не домовитая, сама гнезда не вьет, птенцов не выводит, но без ее кукованья любой лес не лес.
Эх, сколь покойно и славно становится, чуть уловит ухо беззаботное, доброе, милое: «Ку-ку! Ку-ку!»
Выглянул в окошко Макар: с чего вдруг прилетела кукушка в деревню? Кому и чего навораживает? Кукушка, кукушка, долгий век накукуй! Сколь годов еще жить, сколь миру служить?
Доносилось кукование с берега озера, с того места, где кузня.
Всполошился Макар: ведь Чекана опять там ночь провела, не беда ли с ней приключилась?
Бегом побежал.
В проулке перед кузней толпа мужиков собралась. Смеются, дивуются: вот потеха, вот невидаль!
Подле прясла — Чекана. Жива-здоровехонька, лицо от счастья сияет. А на прясле, на перекладинке, железная кукушка сидит, хвостом вертит, крыльями взмахивает и звонко выводит: «Ку-ку! Ку-ку!» Грудка у нее серенькая, брюшко в полосках.
— Вот не было печали! — застонал Макар. — Сгубишь ты, Чекана, себя! Несдобровать нам теперича! Прячь поделку в сундук!