Сильные руки поднимают меня из позы эмбриона и укладывают на твёрдые колени. Я прижимаюсь к его шее и плачу ещё сильнее, когда запах его кожи и табака успокаивает меня. Мой лучший в мире друг.
— Эм, успокойся. Это начинает пугать, — спокойно говорит Джордан, убирая волосы с моего лица и заглядывая мне в глаза.
Его широко раскрытые голубые глаза смотрят с беспокойством и гневом. Он сердится не на меня, а на то, что я расстраиваюсь. Его светлые кудряшки торчат в разные стороны. Я опускаю глаза и вижу, что у него под кожаной курткой одета только пижамная футболка. Он выбежал прямо так из дома, чтобы прийти мне на помощь.
Я снова начинаю всхлипывать.
Он целует меня в лоб, стирает слёзы с моих щёк, шепча:
— Я хочу, чтобы ты рассказала мне, дорогая. Я хочу знать, что случилось. Он обидел тебя? Ты должна сказать мне, Эм.
— Я… сломала… я сломала… его, — выдыхаю я, изо всех сил пытаясь восстановить дыхание.
Его брови ползут вверх, как бы спрашивая, что это значит. Я беру телефон со столика и включаю сообщение. Челюсти Джордана сжимаются. Его рука почти расплющивает мой телефон. Его взгляд заволакивает гнев, когда он заканчивает слушать и швыряет телефон на диван.
Джордан сжимает моё лицо в руках и твёрдо говорит:
— Ты не сломала этого ублюдка. Он вздумал проникнуть в твоё сердце. Не дай ему это сделать, Эм. Не дай ему сделать это снова. Ты правильно сделала, послав его в задницу. Ты всё сделала правильно. Ты — золото, а он обращался с тобой как с фольгой. До него, наконец, дошло, что он потерял лучшее, что было у него в жизни. И Адам испугался. И он будет просто в ужасе от того, что я с ним сделаю.
— Не нужно, — выдавливаю я. — Я не хочу. Ты знаешь, что он выдвинет обвинения. Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня. Оно того не стоит.
— Ты этого стоишь, — с жаром говорит он, притягивая моё лицо к своей шее и сильнее прижимая меня к груди.
Я расслабляюсь у его тела и пытаюсь успокоиться. В первую очередь я сосредотачиваюсь на дыхании. После того, как у меня это выходит, я стараюсь перестать дрожать. Это занимает много времени, а Джордан просто тихо гладит меня по спине. Он не уйдёт. И будет обнимать меня всю ночь, если понадобится. Уже не в первый раз.
— Я часто скучаю по маме ночами, — бормочу я у его шеи.
— Я тоже скучаю по моему старику, дорогая, — говорит он надломившимся голосом.
— Джордан…
— Не надо, Эм. Просто не надо, окей?
— Хорошо.
Я расстраиваю его и вызываю желание защищать меня.
— Я люблю тебя, — говорю я, присаживаясь и заглядывая в его глаза.
— Я тоже тебя люблю, Эм.
Ярость исчезает из его глаз, и я прижимаюсь губами к его щеке. Джордан поднимает меня на руки и относит в кровать. Он кладёт меня на покрывало, поворачивается к комоду и кидает мне одну из моих спальных футболок (футболку Адама), и выходит из комнаты. Я слышу, как он выключает свет и запирает дверь, когда я стаскиваю с себя одежду и натягиваю огромную футболку.
Джордан возвращается в комнату в одних только пижамных штанах. Если бы я не относилась к Джордану как к члену семьи, это было бы неуместно. Под его загорелой кожей перекатываются мышцы, он потрясающий. Я ценю внешность, но здесь она для меня ничего не значит. Он больше, чем просто привлекательный парень для меня. Женщине, которая его заполучит, чертовски повезёт.
Он выключает свет и ложится со мной. Джордан сжимает меня в объятиях и снова прижимает к своей груди, поглаживая мою спину.
Приятная тишина позволяет эмоциональному истощению овладеть мной.
— Если он причинит тебе боль, я убью его. Я хочу, чтобы ты знала это, Эм. Если это случится, ты не будешь чувствовать за собой никакой вины. Это мой выбор. Но если он, хоть что-нибудь тебе сделает, я убью его, — серьёзно заявляет Джордан.
Я поднимаю голову и вглядываюсь в его лицо, насколько это возможно в темноте. Он не напряжён или взбешён. Он выглядит спокойно, отрешённо.
— Я не могу потерять тебя, — шепчу я.
Я не знаю, что ещё сказать.
— Этого никогда не произойдет.
Он притягивает меня к себе, выдыхая. Как ни странно, меня не пугают его слова. Его слова успокаивают меня. Такие слова мог бы сказать мой отец. Такими словами своего мужа гордилась бы моя мать. Эти слова утешают меня, когда я засыпаю на груди моего лучшего друга.
— Проснись и пой, соня, — бормочет Джордан мне на ухо.