— Я..
— Нет, — прерывает меня Гаррет.
— Нет?
— Нет.
— Нет, что?
Затем его рот снова обрушивается на мой, и мы начинаем стремительно отходить назад. Я ахаю, когда моя спина ударяется о мягкие подушки моего дивана, а потом издаю стон, когда бедра Гаррета прижимаются к моим. Он дикий. Его рот страстно впивается в мой, пока его мозолистые руки скользят по моему телу. Я не могу дышать. Вес его тела, его губы, целующие меня, заставляют затаить дыхание. И я надеюсь, что никогда не смогу остановить его, никогда не узнаю, как это не чувствовать такого восторга, не видеть его рядом.
Глава 10
Я как дикий зверь, голодавший всю суровую зиму и только что нашедший пищу. Я хочу насладиться каждым кусочком, но я так чертовски взволнован.
Она поцеловала меня. Эмили набросилась на меня и поцеловала. Полсекунды я колебался, а затем сделал лучшее, что мне выпало за всю мою жизнь. Я не готов остановиться. Не знаю, когда буду готов.
Я накрываю ее губы своими. Она отдается мне полностью. Она позволяет мне задавать темп, следуя за моим языком, как в быстром танце. Мои руки скользят по всему её телу, но не успевают ничего прочувствовать. Нужно замедлиться. Наслаждаться.
Я отпускаю её губы, и она делает глубокий вдох, наполняя лёгкие, как утопающая. Я перехожу к её шее, целую её и покусываю, затем нежно расцеловываю боль от укуса. Её маленькие ладони дёргают и запутываются в моих волосах, когда я накрываю ладонью её грудь. Когда я дотрагиваюсь до её твердого соска, то возвращаюсь к реальности и останавливаюсь.
Мои губы замирают, но рука скользит по её рёбрам, когда я пытаюсь заставить свой мозг начать работать.
— Гаррет, — её тихий голос умоляет меня не останавливаться.
— Нет, — фыркаю я и заставляю себя отстраниться от неё, чувствуя своим нутром холод, что проникает в меня, когда я остаюсь без ее тепла.
Её затуманенные страстью глаза начинают проясняться, когда я поднимаюсь на ноги. Эмили садится на диван, ее плечи сжимаются, и я чувствую себя полным ублюдком. Я провожу руками по лицу, пытаясь подобрать нужные слова. Я не умею правильно говорить. Ненавижу слова.
— Прости, Гаррет. Это было не честно, — шепчет она, и я начинаю злиться. Вот вечно она извиняется! Я был тем, кто просто бесцеремонно облапал её, а она ещё извиняется!
— Прекрати эти грёбаные извинения, — рычу я.
В её золотисто-зелёных глазах появляется обида, и она с трудом сглатывает.
— Я не должна была ставить тебя в такое положение. Я не дразнила тебя, Гаррет. Ты пришёл ко мне на помощь, а я напала на тебя. Я могу извиниться за это. И ещё спасибо тебе. Так что прекрати на меня кричать, — требует она.
Я наклоняюсь к её лицу, опираясь руками в стену за диваном.
— Это я набросился на тебя, Эмили. Ты попыталась обосновать своё мнение об этом придурке, а я обращался с тобой как с животным. И ты не будешь извиняться за это. Я сказал тебе не открывать грёбаную дверь. Я же сказал тебе! А теперь я здесь, так близко от твоих горячих губ и чертовски сексуального тела. Ты не дразнишь меня. Ты самый большой соблазн, который когда-либо был известен миру. И теперь, когда я попробовал тебя, то уже не отпущу.
— Хорошо, — шепчет она.
— Хорошо?
— Хорошо.
— Хорошо?
— Не отпускай меня, — мягко произносит она, нежно проводя пальцами по моей щеке.
Черт бы меня побрал.
— Мне нравится, когда ты говоришь.
Я фыркаю, сейчас её руки завладели моим лицом.
— Мне нравится, когда ты рычишь.
Ещё раз фыркаю в ответ на ее слова.
— Мне нравится, когда ты прикасаешься ко мне.
Я рычу.
— Я люблю, когда ты меня целуешь.
Ещё рык.
— Продолжай это делать.
— Не могу.
— Почему?
— Я не хочу целовать тебя.
— О, — печально роняет она и убирает руки от моего лица.
Я кладу палец на её подбородок и возвращаю её взгляд к себе. Её глаза полны смущения и боли.
— Я хочу сделать всё то, что следует за поцелуями. Всё.
Я слышу сексуальные нотки в своём голосе. Мой член вот-вот взорвётся. Я не собираюсь кончать в штаны. В жизни не видел ничего горячее, чем то, как она сейчас на меня смотрит, что делает еще более неизбежным то, что мой член грозится взорваться от перевозбуждения. Я должен уйти из этого дома. Но я не могу оставить её здесь одну после Адама. Вот дерьмо.
— Да, — бормочет она, прижимаясь губами к моей челюсти.