Льюис Клайв Стейплз
Кружной путь, или Блуждания паломника
КНИГА ПЕРВАЯ
ПУРИТАНИЯ
…души их тщатся вернуть свое в туманном воспоминании, но, словно опьяненные вином, никак не найдут дороги к дому.
Боэций
Чего-то он ищет, и не знает, что это, но само стремление так разжигает его, что никакие услады не утешают, кроме поисков едва различимой цели.
Хукер
Мне снился мальчик из страны Пуритании, по имени Джон, и еще мне снилось, что, научившись ходить, он убежал погожим утром из отчего сада. По ту сторону дороги лежал лес, не очень густой, устланный мягким зеленым мхом, и в нем цвели первоцветы. Увидев их Джон подумал, что они удивительно красивы, перебежал дорогу, опустился на четвереньки, чтобы нарвать побольше цветов, но из калитки выскочила мать, тоже пересекла дорогу, шлепнула сына и запретила ему ходить в лес. Джон заплакал, но ни о чем не спросил, потому что еще не умел спрашивать. Потом прошел год; и снова погожим утром Джон вышел в сад и увидел на дереве птичку. Он натянул рогатку, чтобы ее подстрелить, но выбежала няня, и схватила его, и шлепнула, и сказала, что убивать нельзя.
— Почему? — спросил Джон.
— Потому что управитель рассердится, — отвечала няня.
— Кто такой управитель? — спросил Джон.
— Тот, кто управляет здесь, у нас, — сказала няня.
— Почему? — спросил Джон.
— Потому что его послал Хозяин.
— А кто такой Хозяин? — спросил Джон.
— Тот, кому принадлежит вся страна, — сказала няня.
— Почему? — спросил Джон.
Тогда няня пошла и пожаловалась матери, а мать до самого вечера говорила Джону про Хозяина, но Джон ничего не понял. И прошел год; и однажды, непогожим утром, Джону велели одеться во все новое. Одежды были удивительно некрасивы, но это бы ничего, только очень жало под мышками. Родители повели его по дороге, крепко держа за руки (что было и неудобно, и ненужно), и сказали, что идут они к управителю. Жил управитель в большом мрачном доме у самой дороги. Мать и отец зашли к нему первыми, а Джон ждал в передней, на таком высоком стуле, что ноги его болтались в воздухе. Были здесь стулья и пониже, но отец сказал, что садиться на них нельзя, управитель рассердится. Джону становилось страшно, и он сидел, болтая ногами, а куртка жала все больше, пока через несколько часов родители не вышли с таким видом, словно побывали у доктора. Тогда к управителю пошел Джон и увидел немолодого человека с красным круглым лицом, который был к нему ласков и непрестанно шутил, так что страх исчез и они поговорили про удочки и велосипеды. Но вдруг, на полуслове, управитель поднялся, откашлялся, снял со стены маску с длинной бородой, надел ее и стал очень жутким. «Теперь, — сказал он, — мы с тобой поговорим про Хозяина. Ему принадлежит наша страна и по своей великой, да, именно великой милости он позволяет нам здесь жить». Слова «по великой милости» управитель повторял так часто и так протяжно, что Джон рассмеялся бы, если бы тот не снял с гвоздя большой лист бумаги, исписанный сверху донизу, и не сказал: «Все это Хозяин запретил нам. Прочти-ка!» Джон взял список, но о половине запрещенных действий он никогда не слыхал, а другие совершал каждый день и представить себе не мог, как избежать их. Всего же правил было столько, что не упомнишь. «Надеюсь, — спросил управитель, — ты еще не нарушил ни одного?» Сердце у Джона сильно забилось, и он бы спятил от страха, но управитель снял маску и сказал: «А ты солги, солги, всем легче!..» и снова в мгновение ока ее надел. Джон поспешил ответить: «Конечно, нет!» и ему показалось, что глаз в прорези маски подмигивает ему. «Смотри! — сказал управитель. — А то Хозяин бросит тебя навеки в черную яму, где кишат змеи. Кроме того, Он так милостив, так бесконечно милостив, что тебе самому больно Его огорчить». «Конечно, сэр! — вскричал Джон. — Только скажите, пожалуйста…» — «Да?» — откликнулся управитель. «А если я нарушу одно… ну, случайно… Неужели прямо и в яму?» — «Так…» — протянул управитель, и опустился в кресло, и говорил долго, но Джон ничего не понял. Правда, под конец выяснилось, что Хозяин очень добрый и мучит своих подданых за малейшую ошибку. «И не тебе Его судить, — сказал управитель. — Это Его страна, и еще спасибо, что Он не гонит отсюда таких… да, таких, как мы». Тут он снял маску и стал очень милым, и дал Джону пирожное, и вывел к родителям. Перед самым их уходом он наклонился и шепнул: «Я бы на твоем месте не портил себе жизнь», и сунул ему в руку список правил.
Шли дни и недели, и мне снилось, что Джон все мучался, думая о правилах и о змеиной яме. Сначала он очень старался, но каждый раз, к вечеру, видел, что нарушил больше, чем выполнил, и огорчался, и наутро нарушал уже совсем много, и даже не очень страдал. Но через несколько дней страх возвращался к нему и был еще сильнее, потому что Джон успевал нарушить много правил. Особенно удивлялся он тому, что на оборотной стороне листа были другие правила и некоторые из них противоречили тем, первым. Например, на лицевой стороне Джон читал, что надо все время проверять себя, а на оборотной — что надо поменьше в себе копаться. В начале он читал, что если сомневаешься, нарушил ты правило или нет, надо спросить старших; в конце находил пословицу: «Не пойман — не вор».
Еще мне снилось, что однажды утром Джон вышел погулять на дорогу, чтобы хоть ненадолго забыть о списке; но забыть не мог. Однако он шел вперед, и отошел далеко от дома, и попал в незнакомое место. Вдруг он услышал какой-то дивный звук, словно кто-то позвонил в колокольчик или дернул струну; потом раздался голос, такой высокий, чистый и странный, что, казалось, он звучит где-то над звездами. «Иди сюда!» — сказал голос, и Джон увидел стену вдоль дороги, а в ней окошко без стекла, прямоугольную дыру. Заглянув туда, он увидел лес, как бы устланный цветами, и смутно припомнил, что когда-то, где-то хотел нарвать цветов. Пока он пытался поймать это воспоминание, из-за леса повеял ветер, такой благоуханный, что он сразу забыл и отца, и мать, и Хозяина, и список правил. Душа его опустела; потом он понял, что плачет, пытаясь вспомнить, что же было с ним когда-то в лесу. Туман за лесом рассеялся, и Джон увидел в просвете мирное море и остров, устланный мхом. Из-за деревьев глядели феи, мудрые как богини, и невинные как зверьки. Длиннобородые колдуны восседали на мшистых тронах. Джон подумал, что ему не разглядеть все это отсюда, да и вообще, тут что-то иное; но он был слишком молод, и не уловил разницы. Когда же все скрылось от него, он не мог понять, что же утратил. В лес его не тянуло, он пошел домой, печалясь, и радуясь, и повторяя на все лады:
«Теперь я знаю, что мне нужно». Когда он сказал так в первый раз, он не был уверен, что это правда; но, ложась в постель, твердо в это верил.
У Джона был дядя, и жил он на соседней ферме. Однажды, вернувшись из сада, Джон увидел, что в доме переполох. Дядя сидел в кресле, серый, как пепел. Мать плакала. Отец важно молчал. Был здесь и управитель в той самой маске. Джон спросил у матери, что случилось.
— Бедный дядя Джордж получил повестку, — отвечала она.
— Какую? — спросил Джон.
— Его выселяют.
— А разве никто не знал, сколько ему можно тут жить?
— Конечно, никто! Мы думали, что он проживет еще много, много лет. И вдруг, внезапно…
— Вы же знаете, — сказал управитель, — что Хозяин вправе выселить любого из нас, когда захочет. Спасибо, что вообще терпит.
— Да, да! — сказала мать.
— Само собой! — сказал отец.
— Я не жалуюсь! — сказал дядя. — А все ж нелегко…