Однако он умылся, и попил воды, и пошел вперед. Шел он целый день, хлеб придал ему силы. Смотрел он вбок, на отвесный склон, чтобы не взглянуть вниз, и много думал. Он думал о том, что надо будет проститься с островом, ибо даже если такое место существует, нельзя тратить душу на поиски. Но это его не очень опечалило — он тосковал теперь скорее по Кому-то, а не по чему-то. Утешал он себя и тем, что Хозяин, конечно, совсем не такой, как говорили управители, поскольку человек не может создать Его правильный образ.
Джон услышал негромкий звон, и взглянул, и увидел часовенку в пещере, и отшельника по имени Историй, такого худого и старого, что руки его были прозрачны.
— Зайди ко мне, сын мой, — сказал отшельник, — и поешь, и попей, а тогда продолжай свой путь.
Джону было отрадно услышать человеческий голос среди этих скал, и он вошел в пещеру. Отшельник дал ему воды и хлеба, а сам только выпил немного вина.
— Куда ты идешь, сын мой? — спросил он.
— Мне кажется, отец, я иду, куда не хочу, — отвечал Джон, — ибо искал я остров, а нашел Хозяина.
Отшельник смотрел на него, то ли кивая, то ли трясясь от старости.
— Снобы правы, — продолжал Джон, как бы думая вслух, — и бледные братья правы, миру не утолить моей жажды, и остров — одно мечтание. Но я забыл, отец, что ты не знаешь этих людей.
— Я знаю всю страну, — сказал отшельник. — Где они живут?
— К Северу от дороги. Снобы — на земле Маммона и Духа Времени, бледные — перед самыми горами, в Краю Твердолобых.
— Я бывал там нередко в молодые годы. Скажи мне, держатся ли они своих прежних обычаев?
— Каких же именно?
— Смотря по тому, кто на чьей земле. Когда свернешь с дороги к Северу, по правую руку будут Маммон и этот Дух, и еще кое-кто, а по левую, у самых гор, две девицы, как же их звали… ах, да, Спесильда и Профанна. Девицы эти вводили у себя странные обычаи. Многих тамошних жителей я перевидел — и стоиков, и манихеев, и спартанцев, многих. То они вздумают, что есть вредно; то их няньки, выливая воду, выбрасывают и младенца; то они увидят лисицу без хвоста и рубят хвосты собакам, лошадям и коровам. Помню, никак не могли решить, что же отрубить людям, пока один не догадался отрезать всем носы.
Но самый главный их обычай — такой: они не исправляют, а уничтожают. Грязную тарелку они не моют, а бьют; грязное белье не стирают, а сжигают.
— Да это же очень дорого!
— Конечно. Но они живут за счет своих соседей.
— Должно быть, они — богатые люди.
— Еще бы! Очень богатые. Не припомню, чтобы там селился хоть один бедный человек. Когда простые люди сбиваются с дороги, их тянет к Югу. А туда, к горам, переходят чаще всего с земель Маммона. Наверное, твои бледные — покаявшиеся Снобы.
— Скажи мне, отец, почему они так странно ведут себя?
— Ну, прежде всего, — они очень мало знают. Они не бывают нигде, ничему не учатся. Они не слышали даже, что есть другие земли, непохожие на Шумигам и на Гнуснополь — разве что до них дойдут смутные слухи об южных болотах, и они решат, что к Югу от них одни болота и есть. Они и хлеба не едят поэтому. У Маммона им попадались или белые булки, лишенные вкуса, или пирожные с кремом, которые привозят с Юга; но им и в голову не приходит зайти на любую ферму у дороги и попробовать свежего хлеба. Дети напоминают им о мерзостях маммоновых блудниц, но им и в голову не приходит пойти и посмотреть, как играют на лугу сыновья и дочери живущих при дороге. Что же до носов, в их краю и нюхать нечего, а у Маммона — или вонь, или ароматы. Вот они и не видят, зачем человеку нос, хотя у дороги стоят стога сена.
— Скажи мне, отец, — спросил Джон, — есть ли на свете мой остров?
— Это долгий рассказ, — отвечал отшельник. — Начинается дождь, идти тебе нельзя, так что — послушай.
Джон выглянул из пещеры. Стог сена стал темным, и теплый дождь струился с небес.
Когда Джон уселся рядом с ним, отшельник сказал:
— Рассуждая об острове, они ошибаются точно так же. Что они сказали тебе?
— Что это выдумка лорда Блазна, а его подкупили темнокожие девушки, отвечал Джон.
— Бедный Блазн! Они к нему несправедливы. Не так уж он плох, только идти к нему надо не за наслаждением. Если ты, наслаждения ради, будешь снова и снова слушать его песни, что останется тебе, как не объятия его дочери?
— Так оно и было, отец. Но никто не верит, что к острову я стремился раньше, чем встретил лорда Блазна, до всякой песни. А они говорят, что остров он выдумал!
— Ничего не поделаешь, темные люди! Если что-то им нравится в их деревне, они считают, что это любили везде и всегда, хотя за пять миль о том и не слыхали. Если им что-нибудь не по вкусу, они назовут это провинциальным, дешевым, отсталым, хотя бы это любили во всем свете.
— Значит, каждого тянет к острову?
— Не всегда это остров, бывает иначе, а некоторых, не совсем здоровых, и вообще никуда не тянет.
— Скажи мне, отец, что же это? Связано ли оно с Хозяином?
— Да, с Хозяином оно связано. Это видно и по плодам: смотри, докуда ты дошел.
— Управители говорят, что Хозяин создал правила.
— Не все управители много бродили. А те, кто бродил, знает, что Он создал далеко не только правила. Какая польза от правил, если не умеешь читать?
— Почти все умеют.
— Но не с самого рожденья. Картинки мы узнаем раньше, чем правила. А неграмотных или полуграмотных на земле гораздо больше, чем ты думаешь.
— Значит, этим людям хватает картинок?
— Не сказал бы. Одни картинки, без правил, опасны; опасны и одни правила. Потому-то лучше всего найти Матушку сразу, и с детства знать то третье, что принес нам Сын Хозяина. Да, лучше всего и не ведать о споре между картинками и правилами. Посланники того, кто враждует с Хозяином, трудятся без устали, и сея неграмотность, и прививая слепоту к картинкам. Даже там, где властвует Матушка, люди могут состариться, не научившись читать. Власть ее всегда на краю гибели, не погибнет никогда.
Вот, например: как только человек снова уйдет от нее к Языкам, Хозяин посылает ему картинки, порождая в нем сладостную тоску, и приводит к Матушке, как привел когда-то не нынешний, захудалый, а тот, благородный народ Языков. Другого пути им нет.
— Что же это за народ? — спросил Джон.
— Я забыл, что ты побывал не везде. Должно быть, ты не посетил их страну — теперь она невелика — хотя душа твоя всегда жила в ней. Самое странное в ней, что там не слыхали о Хозяине.
— Многие не слыхали о Нем.
— Нет, многие не хотят о Нем слышать. Однако для этого надо по меньшей мере слышать о Нем. А Языкам никто не сказал или сказал так давно, что они забыли. Понимаешь, враг Хозяина занял у них Его место и зорко следит, чтобы слухи не просочились к ним.
— Что ж, уследил он?
— Нет. Обычно считают, что уследил, но ошибаются. Обычно считают, что ему удалось обмануть тамошних жителей ложными слухами. Но я бывал в той стране, и не думаю, что это так просто. На самом деле Хозяин многое им сообщил.
— Что же именно?
— Понимаешь, Языки неграмотны, потому что враг Хозяина сразу закрыл там все школы, когда завоевал их страну. Но картинки у них были. Как только ты сказал про остров, я сразу понял, о чем идет речь; я много раз видел его на картинках.
— Что же делали эти Языки?
— Почти то же самое, что и ты. Картинка пробуждала в них мечту. Потом они совершали много ошибок, пытаясь поймать ее. Если это им не удавалось, они создавали ее подобие. Если удавалось, они тщились получить от нее наслаждение. Да ты и сам все это знаешь.
— Конечно!.. А что бывало дальше?