В конце коридора виднеется свет, более яркий, чем на лестнице.
Отворяю дверь и захожу в просторную комнату с голыми, но выкрашенными белым стенами. Глаза слепит, и я прикрываю их ладонью, давая привыкнуть.
Около дальней стены вижу стол с красной скатертью; на нем — большой железный термос, видимо, с чаем или кофе. В центре комнаты — стулья, расставленные по кругу.
Навстречу мне идет средних лет человек в коричневом свитере, из-под которого торчит воротник бежевой рубашки. Вероятно, этот человек — главный.
— Здравствуйте, вы в наш «круг»? — неподдельно улыбается он мне.
— Да.
— Пожалуйста, присаживайтесь. Если нужно — на столе чай, зеленый и черный.
— Не нужно.
Он заботливо усаживает меня на стул, а я делаю вид, что мне это приятно.
— Скоро начнем, — широкая улыбка его располагает к себе.
Я сижу на пластиковом стуле в ожидании начала. Около стола с красной скатертью небольшая группа людей разговаривает о чем-то с явным интересом, перебивая друг друга. Одинокий мужчина стоит у открытой форточки и курит; но почему-то кажется, что он больше дышит дождливым воздухом и успокаивается, чем удовлетворяет тягу к сигарете. На нем темно-синий костюм, а протертые локти и колени выдают преклонный возраст пиджака и брюк; при ближайшем рассмотрении замечаю, что брюки, скорее, черные, то есть от другого комплекта.
В подъездном коридоре, из которого я вышел, раздается грохот, как будто падает нечто тяжелое. Все оборачиваются, а встречающий в коричневом свитере бежит к двери и исчезает за ней. Через минуту он появляется в проеме вместе с мокрым телом под руку.
Вошедшие на мгновение замирают перед публикой, как бы давая приветствовать себя, а затем встречающий усаживает тело на соседний со мной стул. В полусогнутом виде, упершись локтями в колени и подперев ладонями опухшее лицо, тело замирает.
— Что ж, приступим! — просит всех человек в коричневом свитере.
Поразительно, что он даже не отряхивается от прикосновения к дважды валявшемуся пьянице. Сбоку на выхоленном свитере его сыреет круглое пятно помощи.
Группа у стола расформировывается и рассаживается по местам.
— Мы очень рады видеть новые лица, — начинает главный и смотрит на меня. — Я представлюсь: Виктор. Пару лет назад мой близкий друг выбросился из окна, по своим причинам, — казалось, улыбка его самую малость угасает, — и я осознал, что те чувства, которые испытывал я, испытывают множество людей ежедневно и ежечасно. Поэтому я и решил собирать такое вот небольшое собрание — в шутку мы называем его «кругом самоубийц», — он произносит это чуть тише, смотря в сторону, — потому что в нашем кругу еще никто не покончил с собой.
Он замолкает, видимо, в ожидании чьего-то слова. Но никто не изъявляет желания говорить; слышно лишь капли, барабанящие по окну.
Виктор окидывает взором каждого по очереди и улыбается, переводя глаза дальше; они словно вежливо спрашивают: «Вам есть, что сказать? Нет? Ладно, быть может, в следующий раз…»
Я выдерживаю его непродолжительный взгляд, а затем смотрю на остальных. Нынешняя ситуация напоминает мне подростковую игру, когда маньяк пытается подмигнуть своей жертве (что значило убийство) таким образом, чтобы никто из толпы не заметил. Сейчас именно так все наблюдают друг за другом.
Мужчина в разнотонном костюме резко поднимается и почти бежит к выходу. Очевидно, не выдерживает умиротворенного спокойствия.
Виктор не говорит ни слова, лишь провожая его глазами. Трудно сказать, уверен ли он в возвращении этого человека либо тут же забывает о нем, мысленно исключая из «круга», дабы не нарушать положительную статистику.
Тело рядом со мной негромко посапывает. Косясь в его сторону, я наконец ощущаю на себе благодать познания: это великолепная тактика — напиваться до беспамятства — чтобы не думать о самоубийстве! Думаю, стоит принять ее во внимание.
Один из группы, что перед началом стояла около стола с красной скатертью, поднимается со своего места и направляется к большому термосу с чаем.
Интересно, такая расслабленная атмосфера создается нарочно или спонтанно?
Я равнодушно поворачиваюсь к окну: в раскрытой форточке — словно метеоритный дождь — мелькают продолговатые капли, многие из которых оседают прямо на стекле. Я невольно улыбаюсь, и в моей голове отчетливо воспроизводится воспоминание августовской ночи в горах Грузии, когда мы с друзьями, заплутав в бесконечном серпантине, случайно набрели на старую советскую обсерваторию.