- Чтоб тебе провалиться!
Девочки зашевелились.
Люба подняла голову, спросила:
- Ты чего мои чувяки бросаешь? - и, не дожидаясь ответа, снова уткнулась в подушку.
- Покормить бы их, что ли, да пустить в лиман? - сказала Женя.
- И поспать бы, - громко зевнув, добавила Люба. - Хоть с часок. Аня, Ань! Как ты думаешь, а?
- Давайте покормим, - согласилась Аня.
Девочки, ворча, поднялись.
Лида, всматриваясь в постели, спросила:
- А где же Дина?
Но ей никто не ответил. Спотыкаясь на ходу, девочки насыпали зерна в кормушки, налили воды. Подождали немного, ещё насыпали, ещё налили. Бросив пустые вёдра в кадушку, потянулись к палатке. Кто-то, проходя мимо открытого ларя с овсом, опустил крышку. Крышка, наткнувшись на ручку метлы, спружинила, да так и осталась полуоткрытой.
* * *
Дед Моисеич ещё издали увидел: большой утиный косяк, растянувшись на целый километр, торопливо плывёт к чужому базу, где в камышах белело стадо соседнего колхоза.
"А где же девчонки? - забеспокоился дед. - Что-то не видать никого. Неужто спят?
Ах, беда! Ах, беда! Смешаются, тогда доказывай, где наши, а где не наши!"
Дед скатился с обрыва, семеня ногами, подбежал к палатке, откинул полог. Так и есть - спят.
Затряс головой и, перейдя от волнения на украинский язык, закричал сердито:
- Подывись! Подывись на них, а! Поразляга-лись, як свинота, а качата порасплывались аж до косы!..
И тут сзади что-то хлопнуло громко. Дед обернулся и обмер от страха: из ларя с овсом поднималось что-то невиданное, клокастое и шершавое.
Дед попятился, замахал руками, но, узнав Дину, плюнул сердито, затопал ногами:
- Скорей, скорей, качат загонять! Рассыпая овёс, Дина выскочила из ларя, метнулась к лиману:
- Ой, ой, солнце-то высоко! Как же это мы?! Из палатки одна за другой выбегали девочки. Ругаться тут было некогда.
Дед схватил шест, побежал к лодке:
- Окружа-а-ай! Не пуща-а-ай!.. Аня и за ней девочки, крича и размахивая косынками, побежали вдоль берега.
Утиный косяк шёл клином, словно в наступление. Впереди - Кряка. Беспрестанно кланяясь, она крякала громко. И по стаду, как по войску, проносилось дружное:
"Кря-кря-кря-кря!.."
Утки плыли изо всех сил. Клин вытягивался, извивался, сверкая на солнце ослепительной белизной.
- Кряка! Кряка! - кричали девочки. - Ути! Ути!..
Кряка покосилась подозрительно и взяла правее, подальше от берега. Навстречу из камышей вытягивался другой белый клин.
Дед Моисеич, стоя в плоскодонке, изо всех сил напирал на шест, отталкивался.
Лодчонка, хлюпая днищем, летела как на крыльях.
- Не пуща-ай!.. Не пуща-ай! - кричал дед. - Забегай в во-оду-у!..
Поднимая брызги, девочки свернули в воду. Под босыми ногами податливо раздалась тина, захрустел камыш.
Мелководье тянулось метров на сто. Заросли редели постепенно и вдруг оборвались, открыв широкий простор лимана. На зеленоватой воде в золотых брызгах солнечных бликов - два вытянувшихся друг к другу косяка.
Стало глубже. Вода бурлила у колен, словно путами связывая ноги. Бежать быстро нельзя, плыть - невозможно.
Дина бежала из последних сил. В груди горело, и сердце колотилось так, что заглушало утиные крики. До уток ещё далеко - метров двести, а косяки всё ближе и ближе друг к другу. Нет, не успеть! Всё пропало! И Кряка пропала, и Крякина шайка. Не с чем будет поехать на выставку. А позор-то, позор - на всю Кубань!...
Мимо, обгоняя, пробежала Аня, вслед за ней Лида с Женей.
- Ути! Ути! Ути!..
Кто-то крикнул:
- Ox, сейчас сойдутся! Сходятся!.. Дина закрыла лицо руками, остановилась в отчаянии:
- Всё, всё пропало!..
И в это время рядом: "Бах! Бах!" - один за другим грохнули выстрелы. Дина вскрикнула, обернулась.
В узкой, ещё скользившей по воде плоскодонке, широко расставив ноги, стоял паренёк в голубой майке, в серых, закатанных до колен штанах. В руках у него слабо дымилось ружьё. Лежавший поперёк лодки длинный шест ронял в воду частые прозрачные капли.
- Разошлись! - облегчённо вздохнув, сказал паренёк. - Думал, не .поспею. - И, переломив двустволку, стал вынимать гильзы. - Проспали, что ли?
Паренёк улыбался широко и дружелюбно. Веснушчатое с вздёрнутым носом лицо его светилось участием.
- Комар заел?
- Заел, - сказала Аня.
- Я так и знал. Больно злой он был в эту ночь. Нам тоже досталось. Ну, гоните, девчата, своё стадо, я погоню своё.
Положив ружьё, паренёк взял шест, свистнул, подгоняя уток, и, сильно оттолкнувшись, заскользил по солнечной дорожке.
Девочки смотрели ему вслед, всё ещё не веря неожиданно благополучному исходу.
- Спаси-ибо! - крикнула вдогонку Дина и покраснела смутившись.
- Ла-адно! - глухо донеслось в ответ.
- Хоть бы обернулся, - обиженно сказала Аня. - Невежливый какой!
ПРИШЛА БЕДА - ОТВОРЯЙ ВОРОТА
В ту же ночь - опять беда. Девочки, проснувшись, вскочили с постелей; моргая, уставились в темноту. Мелко-мелко дрожала земля. Что-то перекатывалось, гудело.
Вспышка молнии блеснула ослепительно, очертив на мгновение открытый в палатку ход, вслед за тем гулко треснуло небо, и на землю с шумом обрушился ливень.
- Пришла беда - отворяй ворота! - сказала из темноты Аня. - Вчера комар, сегодня - вон что...
- Беда одна не ходит, - ответила ей Лида.
Гроза! До сих пор девочкам везло. Гроза пронеслась только однажды, днём. Тогда .утята вылезли на берег и стояли, подняв вверх клювы. Это в лучшем случае. В худшем им вдруг приходило в голову плыть куда-то. И девочки, дрожа от холода, вынуждены были лазить по камышам, бить, от страха перед змеями по воде палками, кричать изо всех сил.
Но это днём. А что же делать ночью, когда вот так шумит ливень? Держать в загоне уток нельзя. Начнут метаться, лезть на проволочную сетку, давить друг друга... И выпустить тоже нельзя. Ночь, темно. Расплывутся по лиману, ищи тогда, собирай.
Двадцать тысяч не двадцать штук. Моргай потом перед колхозом. отвечай. Выходить, конечно, надо, а страшно.
Снова глухое ворчание, перекаты и грохот над головой.
Аня встала, нащупала на столе спички. Вспыхнув, загорелся огонёк. Уродливые тени заметались по палатке и сникли. Аня подняла руку к висевшей на центральном столбе керосиновой лампе. Зажгла, вставила стекло. Желтоватый свет озарил перепуганные лица. Девочки, сидя в постелях, бросали встревоженные взгляды на прогнувшийся полотняный потолок палатки, вздрагивали при каждом ударе грома.
Вместе с ними вздрагивал язычок лампы.
Гремел гром, без перерыва лился дождь. Слышно было, как кипела вокруг палатки вода. Девочкам казалось, что они на разбитом корабле плывут по бурному морю.
Захотелось к людям, домой, под прочную железную крышу.
Дина, нагнув голову, торопливо заплетала косу. "Нашла время, когда заплетать!" - раздражённо подумала Аня. Накинула на голову косынку, завязала туго, сказала, ни на кого не глядя:
- Девочки, надо выпустить уток. Кто со мной? Дина откинула заплетённую косу.
опустила ноги на пол:
- Я!
Лида потянулась за сарафаном:
- И я!
Женя спрыгнула с топчана, хотела что-то сказать, но в это время снаружи свистнуло, хлестнуло, как бичом. От жуткого треска язычок лампы вытянулся и погас.
Аня не помнила, как очутилась под дождём. На некоторое время замерла, охваченная страхом. Казалось, не существует больше ничего, кроме ливня, шипящей под ногами воды и беспрестанного грохота. Ветвистые молнии, вспыхивая, рассекали небо, и тогда из черноты возникали на миг столбы с проволочной сеткой, дощатая загородка и в дальнем углу загона сгрудившиеся в кучу утки. Ане почудился сдавленный писк, крик о помощи. Острое чувство жалости моментально растворило страх. "Затопчут!
Затопчут друг друга!" - подумала она и, не разбирая дороги, побежала открывать дощатую перегородку.
Тут же она увидела - рядом, в темноте тоже двигалось что-то белое. Протянула руку, наткнулась на чьё-то плечо. Это была Дина. Аня обрадованно схватила подругу за руку./Теперь они вдвоём, теперь совсем не страшно. Только в груди вместе с всплеском молнии что-то трепещет восторженно, замирает, летит в пропасть, взмывает под облака, словно на качелях.