- Рано им доверять-то, Александр Спиридонович, - глухо проговорил Замковой. - Ведь это не молоток и не гвозди, а живые существа...
- Вот, вот, живые! - отозвался председатель. - А ребята не живые? Смешно. Вот собрались мы тут, в годах уже, а в молодость верить не хотим. Так, что ли?
- У нас две веры, Александр Спиридонович, - проворчал Моисеич. - Ставь, председатель, на голосование!
- Погубят, - стоял на своём Замковой. - Всех погубят! Не возьму я эту мелюзгу.
- Ну знаешь... - начал председатель и не договорил.
Из коридора, осторожно, словно боясь побеспокоить, постучали в дверь.
- Да! - сказал председатель. - Войдите! Дверь открылась чуть-чуть, и кто-то шёпотом проговорил:
- Ну, входи, чего ты? Давай!..
- Нет, ты входи!..
Послышалась возня. Кто-то хихикнул:
- А вы подеритесь!
Председатель посмотрел торжествующе на Замкового, поднялся и, подойдя к двери, распахнул её во всю ширь. Он ликовал. Крупное лицо его расплылось в широкой, улыбке, глаза блестели.
- Входите, ребята, входите! В самое что ни на есть время пришли.
ШЕСТЬ ТЫСЯЧ ДЛЯ "ЗАТРАВКИ"
Несколько дней Овсиенко ходил сам не свой. Общешкольное пионерско-комсомольское собрание постановило: "Вырастить в этом году сто двадцать тысяч уток, для чего в летние каникулы создать школьные бригады из успевающих учеников".
"Из успевающих"? А у него в табеле две двойки! Извёлся бы совсем мальчишка, да, спасибо, товарищи выручили, пожалели его, что он хоть и неуравновешенный, но всё-таки хорошо отличился по закупке яиц.
- Ладно, не горюй, - сказали ему ребята. - Мы тебя подтянем. Будешь утководом.
Только смотри, чтобы всё было, как надо!
- Ну что вы! Честное пионерское!.. - клялся Овсиенко. - Ну вот нисколечко не подведу!
Из колхоза в школу привезли фанеру, доски, гвозди. Мальчики надели фартуки, сунули за уши карандаши и превратились в мастеровых.
В школьных мастерских только и слышно было:
"Вжик-вжик!.." Летела стружка из-под рубанков, сыпались душистые опилки.
"Тук-тук!" - вколачивались гвозди. Росла горка ящиков для перевозки утят, укладывались в ряд кормушки и поилки. Дед Моисеич придирчиво осматривал готовую продукцию, надевал очки на нос, колупал обкуренными пальцами щели.
- Это что? - спрашивал он. - Поилка или решето?
Тут же разыскивался виновный, налагалось взыскание: на первый раз замечание, на второй - лишение фартука, на третий - перевод на подсобные работы: подметать пол, выносить стружки и опилки.
За хорошую работу присуждался вымпел - голубой флажок, за отличную красный.
Обладателями голубых вымпелов были Юра Комаров и Петя Телегин, красного - Коля Гайдук. Как-то у него всё ладно получалось. Да и не мудрено - отец его был столяром-краснодеревщиком.
Разжалованный за плохую работу, Серёжа Овсиенко выносил стружки, подметал пол, подавал гвозди и всё тянулся к пиле или рубанку.
- Дай стругануть разок, - приставал он к Телегину. - Ну, честное пионерское, я хорошо сделаю!
- Иди, не мешайся! - отмахивался Петя. - Провалял дурака, ну и таскай вот теперь опилки.
Овсиенко надувал губы, садился в углу на мешок со стружками и ворчал оттуда:
- Вот летом па утятах заработаю, куплю велосипед, никому не дам, хоть тресните!
Ребята смеялись:
- А мы сами купим!
Тогда Серёжа подумал: "Заработать бы на мотовелосипед! Небось попросили бы". И мысль эта у него засела прочно. Мотовелосипед! Здорово, а?
Девочки тоже не сидели сложа руки. Они мыли и скребли пол, законопачивали окна в спортивном зале, где с согласия директора было решено выращивать утят для "затравки".
Через три дня прибудет первая партия - шесть тысяч утят. Надо всё приготовить для них: перегородить зал на секции, устлать соломой пол, запастись дровами, посудой для варки кормов.
Утят привезли через семь дней. Встречать их собрались обе смены. Каждому хотелось подойти поближе, посмотреть, потрогать рукой, но Павел Андреевич"
поставил дежурных с красной повязкой. Дежурные тотчас же начали распоряжаться, сдерживать напирающую толпу, кричать и толкаться, отчего тут и там вспыхивали ссоры:
- Куда лезешь? Осади назад!
- Ну, ну, не толкайся!
- А чего?
- А ты чего?
- Вот смотри у меня! - Показывался кулак.
- А чего - смотри? - Противники, сближаясь нос к носу, становились в позицию. Но следовал строгий окрик учителя:
- Это что ещё? А ну прекратить!
Когда всех утят выгрузили, расселили по секциям, пришёл шофёр, посмотрел и сказал удовлетворённо:
- Хорошо оборудовали, молодцы! А что мало - не горюйте, через месяц девать некуда будет.
Дина сбегала в живой уголок, принесла утёнка и пустила его в общую компанию: "Ты будешь шесть тысяч первый. Гуляй, расти!" И тут же вспомнила про свою будущую Кряку, которая сидела себе спокойно в яйце и ждала своей очереди. А очередь её подходила. Дина решила собранные от своих уток яйца отнести в инкубатор.
На следующее утро едва начало светать, а в школе уже захлопали двери, и во дворе тонким столбом поднялся дымок от костра. Дежурное звено первой смены приступило к своим обязанностям. Нужно было до начала занятий сварить вкрутую яйца, очистить, мелко нарубить и накормить утят. Но всё не ладилось, ничего не получалось.
Незамокшие поилки текли, как решето. Костёр во дворе еле тлел. Привезённая из колхоза виноградная лоза для топки шипела, выпускала воду, корчилась, как змея, но гореть не хотела. Дым стоял коромыслом, а огня не было. И деда Моисеича, как назло, тоже не было. А ведь он учил ребят, как разжигать костёр из сырого валежника. Вертелись на занятиях по зоотехнике, играли в "морской бой", не слушали. А Петя Телегин на замечание Дины даже сказал:
- Подумаешь - костёр развести! Взял бумажку, поджёг, и вся недолга!
- Погодите, вот погодите, сорванцы! - урезонивал дед. - Он ещё вам покажет, этот костёр, где раки зимуют.
Вот они - "раки"!
Петя Телегин злился, чиркал спичками. Вырывая листы из старой тетради, кричал на неповоротливого Гайдука:
- Опять ты мне одну тетрадку принёс?! Да что мне с тобой делать? Из-за тебя вот не загорается!
- Чего это - из-за меня? - огрызался Гайдук. - Сам же на уроках приставал в "морской бой" играть.
- Ну ладно, поговори у меня! - ворчал Телегин, ожесточённо комкая бумагу.
Главный "кок" - Дина, стоя на коленях, словно древний человек перед идолом, кланялась закопчённому ведру, таращила глаза, изо всех сил дула в костёр. Нет, не загоралась лоза, хоть плачь!
Наблюдавший за всем этим делом из окна учительской Павел Андреевич не выдержал, вышел во двор и стал искать что-то возле мусорного ящика. Наконец, найдя, что ему нужно было, нагнулся, поднял старую, стоптанную туфлю на резиновой подошве и подошёл к незадачливым поварам.
- Ну что, не горит? - приседая на корточки, спросил он.
- Не горит, - ответил Телегин. - Ну хоть тресни! Павел Андреевич улыбнулся чуть-чуть, поправил очки:
- Ну, а... дед Моисеич разве вам не показывал, как надо разжигать костёр?
Петя смущённо опустил голову и принялся выковыривать щепкой ракушку из земли:
- Да показывал, а мы...
- ...плохо слушали?
Телегин молча кивнул головой.
- Ну и то ладно, что сознаётесь, - сказал Павел Андреевич и протянул Пете туфлю.
- А это средство вам не знакомо?
Петя вскочил, хлопнул себя ладонью по лбу:
- Ах, голова моя садовая! Да как же это я забыл? Настругать резинки, подложить под дрова - любое сырьё загорится!
Учитель кивнул головой, поднялся и зашагал к спортивному залу.
КАК СЕРЁЖА МАТЕМАТИКОМ СТАЛ
Установившаяся было тёплая погода через два дня снова испортилась. Стало холодно. Утята, намокнув у поилок, сбивались в кучу, жалобно пищали. Их писк и гомон смешивался с шумом ребячьих голосов и беспрестанным хлопаньем двери.