- И все? А кто будет докладывать о выкрутасах?
- Виноват, не сдержался...
- "Не сдержался"! Убедительно. Ответ достоин похвалы. Да ты соображаешь, что говоришь! Кто же после этого выпустит тебя в небо?
Я молчал. Инструктор обратился к курсантам:
- А вы чего стоите? Меняйте амортизатор... - и он отошел от самолета, закурил, прохаживаясь взад-вперед по стоянке.
Я с товарищами приступил к замене амортизационного пакета костыля. Механик, руководивший нашей работой, заметил тогда:
- Ну, парень, ты даешь!.. Рехнулся, что ли? Кто-то предположил:
- Теперь получит по первое число.
- Леший меня попутал, - в сердцах произнес я.
- Леший не леший, а сам себе ты изрядно напутал, - ворчал механик.
Минут через тридцать он доложил инструктору об устранении неисправности и готовности самолета.
Николай Федорович подошел, приказал мне выйти из строя и спросил:
- Одумались?
- Одумался. Виноват! Такое в моей жизни не повторится...
- "Не повторится"... То, что вы совершили, - грубейшая недисциплинированность! Такое нетерпимо в авиации. Небу нужны люди, не только умеющие летать, но способные подчинять свои эмоции разуму. Только из таких выходят умелые воздушные бойцы. Не знаю, как решится вопрос о продолжении вашей учебы, но от полетов на неделю отстраняю, - заключил инструктор. Будете встречать самолеты...
Многое я передумал в свой "нелетный" период. Особенно мучили угрызения совести во время занятий на тренажере - "журавле". Тренировка на нем для курсанта, уже летающего самостоятельно, считалась унизительной.
Но неделя прошла. Накануне предстоящего летного дня при разборе полетов инструктор обратился к курсантам с вопросом:
- Как вы находите "несдержавшегося", не пора ли ему оставить "журавля" в покое?
Ребята поняли, что вопрос касается меня, и дружно ответили:
- Пора! Разрешите ему летать.
- Как вы решили, так тому и быть! - согласился Кобзев. - Евстигнеев, учтите, малейшее нарушение - и вам уже не быть в аэроклубе. Уяснили?
Мой ответ был весьма лаконичен - "да".
На следующее утро, выполнив контрольно-провозной полет с инструктором, я продолжил самостоятельные полеты.
Прошел месяц. Я летал без особых замечаний, приближаясь к завершению программы. И вдруг, как говорится, ни с того ни с сего, опаздываю к отъезду автомашины на аэродром. День не летаю, за ним другой, на третий пора идти к инструктору с повинной, а я не могу себя переломить - неудобно. И тогда принимаю решение прекратить учебу в аэроклубе.
Через неделю моего отсутствия в аэроклубе, в один из дней, когда из-за сильного дождя и низкой облачности затих гул моторов на аэродроме, Николай Федорович пришел ко мне домой. Я не ожидал этого визита и очень удивился, увидев инструктора.
Поздоровались. Я представил Кобзева сестре:
- Поля, это Николай Федорович, мой инструктор в аэроклубе.
Она вышла из комнаты, чтобы не мешать нашему разговору. Стульев не было, присели на табуретки. Осмотрев небогатую обстановку, Кобзев сказал:
- Вижу: жив и здоров, а авиацию забыл. На полетах не бываешь... Не ладится на работе?
- Нет, с работой в порядке. Деталь одна капризничала, но "уговорили" пошла. Теперь все как будто нормально.
- Вот и хорошо. Можно приступить к полетам, - поддержал мысль инструктор.
- Николай Федорович, устал я. Пока сдашь смену, пока вымоешься в душевой, глядишь, уже бежать к автомашине, чтобы успеть на аэродром. В первую смену тоже не лучше: та же суета, еле успеваешь на завод. Нигде я не бываю, ничего не вижу. Спрашивается, к чему все это? Представим, что окончу аэроклуб, а дальше что? Два, три года пройдет - и все превратится в ненужную забаву юности. Не так ли?
- Ух ты, как расплакался, - усмехнулся Кобзев. - Только знаешь, на что это похоже? На лепет слабовольного. Не обижайся. Получил ты по заслугам. Понимаю, что нелегко. А на что же ты рассчитывал? На легкую победу? Нет, Кирилл, такого в летной жизни не бывает. Да и принимать такое будешь без удовольствия и радости. Тебя тянет улица? Хочется красивого отдыха? Что ж, времени у тебя теперь достаточно. Только тому, кто испытал радость полета, не так-то легко расстаться с небом. Поймешь потом. Аэроклуб - жизни не помеха. Окончи его, тогда и решай, как быть с авиацией. Так Николай Федорович вторично помог мне остаться в авиации, и я на всю жизнь сохранил огромное к нему уважение.
Осенью 1937 года я окончил программу обучения. Свободное от работы время все чаще стал проводить с дружками на вечеринках в общежитиях. Гулянья с песнями иногда затягивались до глубокой ночи, и утром после короткого сна я уходил на завод с чувством усталости, какой-то внутренней пустоты.
Мастер цеха первое время молча посматривал на меня, но вот как-то в конце рабочего дня отвел в сторону:
- Слушай, пилот, что-то я не узнаю тебя. В цех приходишь словно судак вареный. Энергии и инициативы прошлой как не бывало. Работа из рук валится. Не слишком ли лихо ухватился за веселую жизнь? Нечем занять себя? Вон тракторный техникум под боком, иди на вечернее отделение. А то ведь так можно догуляться и до неприятностей...
- Георгий Федорович, в техникум уже поздно. Если и надумаю учиться, то только на следующую осень, а с загулами - все! - искренне раскаялся я.
Слово, данное старому рабочему, я сдержал.
Наступила осень. Товарищей моего возраста начали призывать в армию. Иду к райвоенкому и узнаю, что по ходатайству управления завода мне предоставлена на год отсрочка. С этим я согласиться не мог и добился призыва...
И вот четыре года позади. Чем-то закончится мой приезд в Москву, как решится дальнейшая судьба? Хотелось бы получить направление в часть, действующую на фронте, но как отнесутся к этому в кадрах? Сила военного приказа известна. Поэтому мы решили действовать так, как договорились в пути, - во что бы то ни стало добиваться отправки на фронт. И начали с пункта сбора летного состава.