Такие вещи должен дарить мальчику отец или дед, на крайний случай дядя, но не посторонний человек.
Летний вечер тянется долго, но для счастливого семейства он пролетел единым мигом.
Охотник всегда старался уезжать не больше чем на один лунный цикл. Этим летом ему ещё предстояло отправиться на охоту, но не скоро. Две-три седмицы мог он провести рядом с самыми любимыми людьми в Мире. Сейчас он тихо наслаждался умиротворением в душе и теплом их присутствия.
Храбр был из тех людей, которые не умеют не то что кричать, а даже просто говорить о своих чувствах. Но Веселина и не ждала от него од любви. Она любила и доверяла, не нужны были ей никакие заверения в искренности чувств. Поэтому ни разу и не заговаривала об этом. А стоило бы, как оказалось...
Ещё только лучину назад мужчины оживлённо разговаривали и громко смеялись. Сейчас же над одним из столиков в харчевне Бояна повисло напряжённое молчание. Запахи и звуки резко стали как будто далёкими и приглушёнными для охотника. Пряный аромат медовухи и сбитня, дух жареного мяса, смех и разговоры − всё это было точно наигранным и лишним. На языке вместо послевкусия ядрёного кваса была теперь горечь. Храбр сидел неподвижно, как изваяние. А Крив, в прошлом − успешный ростовщик, а ныне − местный забулдыга, тем временем продолжал талдычить заплетающимся языком:
− Все бабы такие! Ик, фрр... − мужчина явно перебрал горячительного. − Вот ты шляешься незнамо где...
− Замолчи, Крив, − угрожающе тихо произнёс Истислав. Он видел и неестественную бледность на лице друга, и остановившийся, потускневший взгляд, и крепко сжатые кулаки.
− А чё ты мне рот затыкаешь, а?! Я тебе... − смутьян в очередной раз икнул и на время забыл, что собирался сказать. − Так вот, чего я... Твоя Веселинушка с Милованом то и того... это... спелись, во! Как вьётся то, вьётся да кружит купечишка вокруг неё, тьфу, противно... Э-э, бабы...
Охотник резко встал и вышел из жарко дохнувшей напоследок в спину харчевни. Добравшись до дома, он быстро собрался. Сказал супруге, точнее бросил в куда-то в угол просторной общей комнаты:
− Вернусь нескоро.
− Как же так, Храбр? Ты дома всего третий день! Что-то случилось? Постой...
Мужчина делал вид, что не слышит взволнованного голоса. Родного, любимого. Он не хотел, но невольно представлял свою Веселину в объятиях хлыщеватого купца. Стройная, небольшого роста, с тонкими чертами лица − она всегда казалась охотнику хрупкой и ранимой. Волевой характер, как и вся её внешность, отличали женщину от остальных холмогорок. Смуглая, черноволосая дочь выходца из южной страны и местной первой красавицы невольно привлекала взгляд. Для многих холмогорцев её внешность была непривычной, но не менее привлекательной, чем пышность форм и золотистые кудри других женщин. Не будь Веселина женой прославленного охотника, вокруг неё вилось бы много желающих свети близкое знакомство мужчин.
Сейчас Храбр всеми силами сдерживал себя, чтобы не сорваться: меч был уже приторочен к поясу, а до дома купца идти всего ничего. Поэтому он споро оседлала коня и выехал из Доброслава.
Проехав пару вёрст, одумался, хотел было повернуть...
Всё его существо противилось тому, что он вытворил. Не поговорил с Веселиной, ничего не объяснил, обидел почём зря. А главное, поверил Криву на слово, усомнился в верности жены. И вот теперь отважный охотник разрывался на части. Не знал, как поступить. Когда − а это рано или должно было случиться − он вернётся домой, то как всегда не сможет подобрать красивых слов. Не сможет так, как хотелось бы, испросить прощения за то, что заставил поволноваться, за веру в домыслы и наговоры пьяного склочника. Сердце Храбра было полно любви, нежности. Только открывал он его просто: тихо, без помпезности, так, что распахнутые створки можно и проглядеть. Шапочно знакомые с ним люди считали его холодным и чёрствым, а порой даже грубым. Причиной тому были сдержанность, неуклюжесть в проявлении эмоций и чувств, да скупость на слова.
Сравнивая себя и Милована, охотник точно резал себя по живому. А после прижигал калёным железом образующиеся раны. Он чётко, как никогда, осознавал свою ущербность. Если бы сейчас ему довелось поговорить с Веселиной, то на все её заверения в том, что кроме него ей никто не нужен, он бы лишь горько улыбнулся. Ничто не смогло бы переубедить его в том, что он плохой муж, отец, да и друг тоже... Если сеять, так целину − сказал бы землепашец в таком случае.