– А я тебе верю.
– Где «Магнум»?
– У меня в сумке.
– Подай сумку. – Бэтти безропотно протянула ему сумочку. Врангель залез в нее, держа на коленях, – они за столиком были одни, – и вытащил из барабана револьвера шесть гильз; зажал их в руке и ссыпал в карман пиджака. Потом закрыл сумку и вернул хозяйке:
– Оружие пусть будет у тебя. Как видишь, иногда это полезная в хозяйстве вещь. Но! Иди в туалет и вымой хорошо руки. И… минуточку, – он подозвал официанта и спросил, нет ли у того какого-нибудь растворителя или средства от пятен. Капнул соус на дорогой костюм.
Тот предложил пройти в туалетные комнаты. Бэтти пошла, Врангель двинулся следом, прихватив питоновую барсетку. У входа в заведение для лиц мужского пола официант вручил Музыканту бутылочку с надписью на английском языке «Ацетон. Яд ».
«Вы поаккуратней. Возьмите ватный тампон!» – «Спасибо». – «И хорошо потом вымойте руки!» – «Обязательно». – «Я уверяю вас, ваш «карден» не пострадает». – «Спасибо, я рад за него». – «Бутылочку оставьте на полке для бумажных полотенец». – «Там она и будет. Благодарю вас».
Официант отошел, а Врангель завел Бэтти в мужской туалет и хорошо протер ей обе руки ацетоном. «А теперь мой с мылом, да получше!» – Она сделала все, что он говорил. – «Вот теперь прекрасно!»
Они вернулись за стол и продолжили растянувшийся на весь Токио завтрак.
– Я надеюсь, там не было видеокамер. А если были – у них такое убийственное качество изображения, что узнать нельзя никого. Если вообще там видеомагнитофоны пишут с них картинку. В чем сомневаюсь. Эти народные кормильцы экономят на всем. Иногда даже вешают игрушечные видеосистемы, но на самом видном месте. И еще. Мы тут говорили по-русски. Но для японца что русский, что румынский, что цыганский – все одна муть. И помни: этого ничего не было.
Они расплатились и пошли пешком. Проходя через небольшой переулок, Врангель выбросил в мусорный бак гильзы, протерев их предварительно платком.
фрагмент романа "славянский стилет"
Вино из одуванчиков
– Мне совершенно ничего не приходит в голову…
– Мне тоже.
За окном переливчато ввинчивали в воздух свою мелодию парочка скворцов. Он указал рукой в сторону окна:
– Слышишь, как поют? На ноты сможешь переложить?
– Смогу.
– Попробуй.
Она долго подбирала интервалы на клавиатуре. Он хмуро слушал. Сказал:
– Танец пьяной кошки на льду.
– Да, похоже, ты прав. Но я не могу извлечь мягких обертонов. Не тот инструмент.
– А тональный ход?
Она молчала. Он сказал:
– Для того, чтобы сотворить, а не сочинить что-либо, надо стать этим «что-либо». Когда я готовлю салат, я становлюсь им. И мне не нужны рецепты.
– Ты хочешь, чтобы я стала скворцом?
Он пристально посмотрел на неё. Ответил:
– Скворцы поют за окном. Ты меня понимаешь? Я хочу, чтобы ты стала нотой. А потом пошла бы к ним, на нотный стан, и пробила бы, какая там ситуация. Выпей с ними пива. Обсуди последние новости. Заведи себе лесби-нотку для любви. И вообще, будь как дома.… А дом забудь.
– Я попробую.
Он отошел к окну и стал смотреть на верхушки лиственниц, тянувшихся зелёным морем до самого горизонта. Скворцы оборвали песню и, вспорхнув с ветки, помчались в даль, летя низко над деревьями. Солнце прорывалось сквозь горизонт алым пламенем рассвета. Утренняя тишь рождала новый день.
Она тронула его за плечо. Он повернулся.
– Я записала. – И протянула ему листок, исписанный нотами. Он глянул на партитуру.
– Ты считаешь, это любовная песня скворца?
– Да.
– Хорошо, я тебе верю.
Сел за инструмент и проиграл звуки, записанные на бумажке.
Помещение наполнилось дикостью диссонансов несоответствия интервальных разрешений. Он проиграл ещё раз. Потом ещё.… Повернулся к ней. Сказал:
– Да, я в тебе не ошибся. Это великолепно.
Она застенчиво улыбнулась.
– Ты так шутишь?
Он встал и подошел к ней вплотную.
– Нет. Ты сделала всё правильно. Ты сделала всё наоборот. У тебя получилась песня любви. Ты можешь рвать розы с небесного куста. Но помни, за каждый цветок есть плата – разочарование.
Она улыбалась и смотрела на него.
– У меня не будет разочарования, пока я с тобой.