— Искупаемся? — предложил первый.
— Давай, — ответил второй. — Почему бы и нет?
Они зашли в морскую воду, покалывавшую тёплой волной. Немного постояли, глядя на горизонт, пылающий своей линией в предвкушении рождения солнца.
— Хороша водичка, — сказал первый.
— Прелесть, — ответил второй. — Я не был в море лет десять.
Зашли глубже и медленно поплыли вперёд.
— Я всю жизнь мечтал совершить кругосветное путешествие, — сказал первый. — Всю жизнь. А сорок лет просидел за книгами, пытаясь там что–то найти.
— То же самое, — ответил второй. — Только у меня вариант похуже. Я нашел. Нашел маленькую теорему Ферми и решил её. Считалось, она не имеет решения. Не надо было мне её решать. — Второй погрузился с головой. Вынырнул и с брызгами выдохнул воздух. Добавил: — И я подсел на это. На Ничто.
— Я понимаю тебя, — ответил первый. — После защиты второй диссертации, я почувствовал, что в жизни происходит что–то не то. После третьей у меня уже не проходила депрессия.
Неожиданно прямо перед пловцами вынырнула пара летучих рыб и, пролетев метров двадцать, нырнула обратно в море.
— Видишь, — сказал первый, — какие умные твари. Они понимают прелесть кратковременности.
— Я это понял только недавно.
— А я давно, что ещё хуже.
Молча плыли брассом. Огненный край солнца уже наполовину взошел над водой.
— Когда мне было четыре года, я считал, сколько мне осталось жить, — сказал первый. — Я от ста отнял четыре и получил девяносто шесть. Это была вечность. Мне мама сказала, что человек живёт сто лет. И я поверил. Она мне только не говорила, что живёт он лишь в мечтах. А в жизни он пытается удержаться в воздухе, как та рыба, любыми способами, но без всякого смысла.
— Да, смысл это проблема, — ответил второй. — Но без смысла вообще всё теряет смысл.
— Да, так оно и есть, — сказал первый. — Помолчал, ритмично врезаясь в воду. Спросил:
— Тебе не страшно?
— Есть немного, — ответил второй.
— У меня тоже.
Поплыли дальше, упруго преодолевая легкую волну.
— Грязь имеет свойство засасывать, — сказал первый.
— Ещё как, — подтвердил второй.
— А из клетки животное через некоторое время боится выходить. Не выгонишь. Так же и люди, — выдохнул сквозь гребень волны первый.
— Мой друг детства отсидел двадцать лет, и остался работать в тюрьме.
— Да, это обыкновенное явление.
— Слушай, мы же с тобой на голову нормальные? — спросил второй.
— Я думаю — да, — ответил первый. — Я думаю остальные ненормальные.
Молча плыли дальше. Пылающий диск взошел над морем, освещая лучами вечности суетливую кратковременность.
Двое плыли к Солнцу.
Любовница Маргариты
В глубине затемненного помещения ночного бара, в двухместной кабинке, отделенной от стонущего клуб–музыкой и извивающегося змеями стриптиза зала, наполненного энергией «экстези» обезумевших шоу–посетителей, сидели двое, не обращающих внимания на ушедших из реальности представителей «золотого» поколения.
— Послушай, но если это все просто развод?
Блондинка, полыхнув сиренью взгляда, затянулась сигаретой и пытливо стала смотреть в глаза своей собеседнице, брюнетке – красотке с несколько восточным типом лица.
— Если все время думать о кидалове, то лучше вообще из дома не выходить, кормить кошек и смотреть в окно, — ответила Маргарита, взяла бокал с вином и сделала глоток. Добавила:
— Он хочет, чтобы мы его сопровождали в виде его любовниц. Всё. Ни о каком сексе не было даже намека. Он вообще, мне кажется, не интересуется женщинами. Он интересуется мужчинами, которые интересуются женщинами, которыми, якобы, интересуется он. Голубой, не голубой — ничего не понятно. Я навела справки, вроде бы не педик. И его положение ставит нас в роль.
Блондинка помолчала, рассматривая худющую как кобра даму, вцепившуюся в шест и открывшую магниты силикона, втягивающего внимание зала. Проговорила:
— Странно всё это. И почему мы? Почему именно я и ты?
— Наверное, он знает что мы в Теме.
— Какого черта ему что–то знать о Теме? И зачем ему именно Тема?