Упал в кресло и буркнул:
— Даю тебе три дня. Принесешь для контроля его сперму. На платье, во рту, в пакете, в дипломате, где только тебе будет удобно. И закончил:
— Учись у Моники Левински. Свободна.
Варфоломеевская политкорректность
— Вы кто, оператор независимой сети? Я не ошибаюсь? Мне не ясна ваша роль в подаче и съеме информации. Почему происходит такая трансформация материала? Кто заказывает подобные изменения? Вы боитесь повторить судьбу Дугласа Рида? Так какого чёрта вы на этом месте?
— Шеф, я не боюсь того, о чем вы говорите. Трансформация материала происходит только в рамках редактирования. Съём информации латентен для контроля и поэтому приходится, в некоторой степени, доверять источникам.
— Говорите, латентен? Так поэтому у вас в отчетах постоянное враньё?
— Некоторые гиперболы допускаются, не стану спорить, но вранья… Вранья нет.
Худощавый, жилистый брюнет встал и прошелся вдоль длинного стола. Повернулся к стоящему возле стены оператору. Спросил:
— Сколько вы получаете на данный момент?
Собеседник поправил очки и ответил:
— Оплата многоуровневая, зависящая от конъюнктурного момента времени; при отсутствии инфляционного спада, определяющим значением расчета с работниками является индивидуальный подход и дифференцированное соотношение…
— Сколько ты получил за последнюю неделю?
Очкарик вытер выступивший пот. Ответил:
— Триста пятьдесят пять тысяч рублей.
Брюнет замер, как собака в охотничьей стойке.
— Это столько ты получил за своё руководство тотальным враньём? Кто увеличил зарплату?
— Ваш заместитель по внутренним финансам.
— Все в сговоре! Круговая порука! Я чувствовал, что за время моего отсутствия будет происходить нечто подобное, но чтобы до такой степени! — Упал в кресло и пробурчал: — Заместитель уволен час назад. Как тебе, оператор, эта новость? Он был, верно, твоим другом?
— Шеф, он не был мне другом. У меня вообще друзей нет. У меня только работа, работа и работа!
— Какая работа? Где работа? Вот эти бирюльки, в которые вы все играете в моё отсутствие? — Он помахал распечаткой с текстом. Продолжил зловещим тоном, глядя в упор на подчиненного: — Никакой политкорректности больше не будет. Ты меня понял? — Оператор кивнул. — Никаких темнокожих, а НЕГРЫ! Как их называют при разговоре? Негры? Так, черт его дери, и надо писать про негров, что они негры, а не снегурочки. Про педерастов нужно писать, что они ПИДОРАСЫ! Даже не педерасты, и не заискивающее – лица нетрадиционной ориентации. Ох… Ох… Ориентирование выдумал какой–то политкорректор, типа тебя. Пидорасы трахающие друг–друга в рот и зад. А? Не понял? Или понял?
— Шеф, понял.
— Да ничерта ты не понял! Мы издательство мирового уровня! Мы достигли значительных успехов во всём информационном мире! Но это не конец взлёта, а его начало. И корректировка мысли будет полностью уничтожена. Деньги на судебные иски лежат на счетах. Большие деньги! И мне нужно, чтобы чурку ты называл чуркой, а не лицом кавказской или иной национальности. Мне нужно, чтобы про депутатов Госдумы ты писал не то, как они делают законы, — они их не делают! И ты это знаешь, — а то, как они занимаются любовью друг с другом в туалетах во время заседания сессии. А? Не так?
— Так, шеф.
— Я знаю без тебя, что так. Мне нужно, чтобы ты, говоря о президенте, не улыбался слащаво, как тот же пидорас, сквозь страницы своего убогого текста, а сказал правду, как президент прикрывает гандонов, типа рыжих и обрезанных. А? Опять непонятно?
— Понятно, шеф.
— Возможно, до тебя доходит. До заместителя не дошло. И!!! Никаких заказов со стороны! Я вижу всё сквозь порталы! Меня невозможно провести! Скажи мне, кто с тобой разговаривал сегодня по телефону из теплого, уютного, мирного и безопасного города Иерусалима? Что за левитская харя хотела купить у оператора его оперирование?
— Шеф, я…
— Не надо ля–ля! Протоколы уходят в прошлое! Ты понял меня? Вольные каменщики давно девальвированы и продались таким же пидорам, как они сами. Усёк? Нет, ты понял, о чем я тебе толкую?
— По–моему, да, шеф.
— И Сеть отныне совершенно независима, а всё потому, что нефть сильно подорожала. Доступно?