Эдди был прав, утверждая, что жизнь без приключений для него невыносима. Но каждое новое любовное приключение оканчивалось для него столь же банально, как все предыдущие.
Он пытался искать любовниц среди танцовщиц, певичек и актрис, на короткое время завороженный блеском их успеха у публики.
Он устраивал для них дорогой изысканный дом, дарил экипаж, лошадей, драгоценности, и они блистали, как сверкает украшенная рождественская елка. А потом случалось неизбежное.
Однажды ночью он просто уходил из этого дома, зная, что не в силах больше видеть это хорошенькое личико, ощущать эти объятия и слышать тот же голос, зная, что от него не ждут ничего, кроме дорогого подарка.
На следующий день его секретарь получал приказ выплатить даме немалую сумму, а дом закрыть до лучших времен. И так случалось не раз.
«Моя беда в том, — думал граф, — что я думаю и чувствую интенсивнее, чем другие. А значит, и мой интерес угасает быстрее. В этом мое несчастье!»
— Вы так задумчивы, — проворковал голос рядом с ним, — а я жду, что вы скажете мне, когда мы снова увидимся.
Граф не ответил, и Айлини Каррингтон нежно произнесла:
— Я буду одна завтра в три часа, пока Ричард выступает в Палате общин.
Граф хотел было сказать, что завтра он занят, но потом счел за лучшее промолчать.
Завтра он пойдет к лучшим ювелирам на Бонд-стрит и выберет прощальный подарок, который отправит ей вместе с письмом.
Граф улыбнулся, оставив Айлини в уверенности, что ее приглашение принято.
Затем, повысив голос, она принялась развлекать его последними слухами, которые будоражили лондонское общество, пока граф был в Ньюмаркете.
Когда он прощался с ней, ее пальцы слегка сжали его руку. Она явно не допускала мысли, что его чувства к ней могли измениться.
Возвращаясь вместе с Эдди на Беркли-сквер, граф злился на себя.
— Поедешь домой? — спросил его Эдди. — Не хочешь ли заглянуть в Уайт-хаус? Туда залетели премиленькие пташки из Франции, весьма соблазнительные! Впрочем, может нам так кажется, потому что француженки давно не появлялись в наших публичных домах до самого перемирия.
— Я еду домой, — холодно заявил граф.
— Тебя так беспокоит Мелфорд? Мне кажется, ты воображаешь его большим чудовищем, чем он есть на самом деле.
Он заметил, что граф словно застыл, и быстро добавил:
— Я в ужасе от того, как он обошелся со своей племянницей, и если ты прав, его следует пристрелить за отравление жеребца Ладлоу. Но я не могу поверить, что он будет громоздить преступление на преступление, зная, что рискует рано или поздно быть повешенным за это.
— Сумасшедшие не думают, — жестко возразил граф.
— Ты думаешь, он сумасшедший?
— Я уверен в этом!
— Тогда, конечно, он опасен, — согласился Эдди, — и мы должны избавиться от него раньше, чем он окончательно взбесится.
— Это легче сказать, чем сделать, — ответил граф. — У меня нет ни малейшего желания оказаться на виселице из-за Мелфорда!
— Ты не был так разборчив в средствах во Франции.
Когда ты чудом вызволил Д'Орси из тюрьмы, ты оставил за собой немало трупов. По крайней мере мне так рассказывали.
— Я был тогда моложе. С возрастом я стал осторожнее и начал заботиться не только о своей репутации, но и о своей жизни.
Эдди захохотал.
— А еще мне показалось, что ты не получил никакого удовольствия от сегодняшнего вечера. Пожалуй, крестовый поход во имя спасения девушки и ее коня просто необходим тебе, чтобы развлечься.
— Я буду доволен, если он удастся, но последнее, чего я хочу, так это чтобы кто-нибудь заподозрил, что я имею какие-то отношения с Мелфордом, который мне отвратителен и которого я ненавижу.
Внезапно Эдди понял, что скука графа во время ужина была связана не с тем, что он назвал «крестовым походом», а с охлаждением к Айлини Каррингтон.
Он еще до отъезда графа в Ньюмаркет подозревал, что его интерес угасает.
Правда, увидев радость Айлини от встречи этим вечером, Эдди сказал себе, что, вероятно, ошибся.
Но сейчас он снова вспомнил, что, взглянув на графа во время ужина, отметил его задумчивость и рассеянность.
Эдди хотел было спросить друга, в каком состоянии его роман, но не решился. Несмотря на близость их отношений, несмотря на то, что они пережили вместе немало опасностей, Эдди не осмелился… затронуть в разговоре сердечные дела своего друга.
Лошади подъехали к Беркли-сквер, и граф спросил:
— Зайдешь выпить или хочешь, чтобы мой экипаж отвез тебя домой?
— Я зайду выпить, — сказал Эдди, — но ты отошли лошадей. Я пройдусь до дома пешком.
Дом Эдди, принадлежавший его отцу, находился недалеко, на Керзон-стрит, поэтому граф отпустил экипаж. Они вошли в дом.
В библиотеке их ожидало шампанское и другие напитки, но гостеприимство принца было слишком щедрым. Ни Эдди, ни граф ничего больше не пожелали.
Граф, будто прочитав мысли друга, спросил:
— Завтра, в пятницу, я собираюсь отправиться домой.
Ты поедешь со мной?
— Конечно, если ты хочешь.
— Я всегда рад тебя видеть, теперь, когда ты знаешь мою тайну, было бы хорошо, если бы ты познакомился с Кледрой. Возможно, ты посоветуешь мне, что будет можно предпринять в отношении нее, когда она будет в состоянии выдержать путешествие.
— Ты хочешь отослать ее?
— Если бы она была моложе, я отправил бы ее в школу, но я не могу на неопределенное время оставить ее в доме бабушки. Что, если Мелфорд догадается, где она скрывается? — Граф, будто рассуждал вслух. — В этом доме только старые слуги. Они будут совершенно беспомощны, если он попытается выкрасть ее оттуда или как-то навредить девушке.
— Но ты не можешь перевезти ее в Пойнтон-Холл, — заметил Эдди.
— Я понимаю. Может, стоит найти ей какую-нибудь дуэнью и отправить в мой дом в Корнуолле? Ты был там однажды, помнишь?
— Конечно, я помню. Славное местечко! Но ей, должно быть, будет страшно одной, и она станет скучать не имея никого, с кем можно поговорить.
— Мне кажется, будь ее конь с ней, она могла бы быть вполне счастлива. Но если серьезно, такое заточение, действительно может быть скучно, и, что еще хуже, она будет совершенно беззащитна, если дядя узнает, где она.
Эдди готов был сказать что-нибудь язвительное по поводу заботы графа о молоденькой девушке, которая, по его словам, была почти ребенком и с которой он был знаком так недолго.
Но он хорошо знал, что его друг был почти фанатичен в своей ненависти к жестокости, в каких бы формах она ни проявлялась.
Если вся история выглядела так, как рассказал ее граф, в чем Эдди не сомневался, тогда Мелфорду не избежать кары за свое зверство, сколько бы времени графу на это не понадобилось.
Вслух же он сказал:
— Так как я не сомневаюсь, Леннокс, что ты настроился поквитаться с Мелфордом рано или поздно и преподать ему урок, который он никогда не забудет, то лучше было бы покончить с этим как можно скорее. Почему бы тебе не придраться к чему-нибудь и не вызвать его на дуэль? Ты отличный стрелок, ему далеко до тебя.
— Именно поэтому я на это не пойду.
— Этот несчастный ребенок был совершенно беспомощен, когда он избивал ее, — сухо напомнил Эдди.
— К тому же, — задумчиво продолжал граф, следуя за ходом своих мыслей, — Кледре будет неприятно, если ста нет известно, как дядя обращался с ней, или если вообще она окажется замешана в этом деле.
С этим Эдди не мог не согласиться.
Дуэль графа с сэром Уолтером, бесспорно, станет главной темой разговоров в лондонском высшем свете, и о причине поединка будут толковать во всех клубах и салонах.
— Ты прав, Леннокс, — воскликнул Эдди, — это предложение неудачно, но как же еще можно проучить этого негодяя? Мы же не можем сунуть его головой в Темзу и держать, пока не захлебнется!