С тех пор никого не любила Ника. И не стремилась ни к чему.
Но любила шампанское, шоколад и красивое белье, сквозь которое целомудренно и притягательно розовело, маня к себе, молодое нежное тело.
Потому что незачем было беречь то, что скоро станет старым, морщинистым, а после сгинет, превратившись, в лучшем случае, в куст малины…
В комнате на стене висела картина. На ней – симпатичный мужчина. Спокойный взгляд. Усталые глаза.
У него все что-то просили. Бабушка просила счастья для всех, мама – для своей дочки, а дочка – счастья для себя и горя для тех, кто не желает радости ей, Нике.
Когда-то она верила в Бога. Да и то только тогда, когда ей было очень плохо и казалось, что помочь может только чудо. Но когда Он не помогал, она изменяла Ему и просила помощи у Другого, у того, чей портрет обычно не вешают на стену. Того, Другого, она представляла в образе мужчины очень красивого, с огненными, обжигающими глазами, способными убить, испепелить, сжечь дотла.
Когда не помогал мужчина с горящим взглядом, Ника снова возвращалась к мужчине с добрыми и строгими глазами.
Все это было давным-давно. Теперь Ника оставила миражи в прошлом. Теперь Ника не верила ни во что, и ничего не ждала ни от Бога, ни от дьявола, ни от людей… Она ничего не ждала от жизни.
Она стояла у окна, смотрела, как стекают по стеклу миры, и сонно зевала.
Пронзительно зазвенело в ушах и долго отдавалось в голове, в груди, даже в позвоночнике. Вероятно, это были гости. «День рождения», – вспомнилось. Было это второстепенным. Но она мотнула головой, чтобы стряхнуть сон, и пошла открывать.
Досадно было, что не успела сделать себя красивой – королеву никто не должен видеть такой. Смастерила улыбку: приветливо, но чуть свысока.
Вошел высокий, молодой и модный. Стрижка бобриком. Бесцеремонно расположился в кресле. Заговорил. Обо всем, что знал.
Ника смотрела на него. На толстые губы, чересчур крупные зубы. На монотонно жужжащие возле нее слова. На улицу в окно.
Послала за сигаретами. Ушел – с концами. Так бывало всегда.
Хочется спать. В ванную. Голову под кран. Посидела немного. Включила фен. Фен загудел. Гудела вода в ванной. Гудело в голове. Гудел за окном ветер. Ника сидела на полу и плакала. Пустая пачка из-под сигарет.
Слезы высохли. Ника сделала себя красивой.
Вспомнила: надо накрывать на стол. Постелила скатерть. Скомкала пустую пачку из-под сигарет.
Пронзительный звонок вонзился в уши и надолго застрял в больной голове.
Шурик – старый-старый друг стоял перед Никой. Обрадовалась, обняла даже. Взяла цветы и послала за сигаретами.
Пришла Марина. Рассказывает, как давно мечтает быть с Шуриком и как ей надоел Димка. Ника сочувственно кивает: помогу, мол, мне не нужен. Шурик, он как брат, он Нику, как старшую сестру, слушает…
Вернулся Шурик. Марина к нему с вопросами. Ника – в окно.
Гудит в голове. Душно. А за окном – после дождя – воздух свежий:
– Открой окно!
Свежий воздух – полной грудью. Хорошо! А дым – еще глубже. Сладко, уютно. Хочется спать.
Еще кто-то пришел. Кажется, Димка Маринин.
– Марин, – шепчет Ника на кухне. – Хочешь, буду кокетничать с твоим, чтобы не мешал?
– Ой, спасибо!
Диму Ника встречает тепло, долго смотрит в глаза – и отводит вдруг, будто робеет.
И только потом приглашает в комнату.
Но и там – рядом. Просит развеселить, внимательно слушает какие-то истории про алкоголиков и вернувшихся из командировки мужей. Хочется спать. Холодно.
– Закройте окно!
Собираются и другие. Приходят все сразу, даже тот, кто ушел с концами. И даже Леша, которого забыли пригласить.
Между Лешей и Никой – стенка. Слишком долго они дружили. Теперь он дружит с другой.
– Я ненадолго.
– Что так?
– Дела.
– А, спасибо, что не забыл.
Нике все равно, как надолго Леша. И подарок его – кукла – неприятен почему-то.
– Шампанское я открываю сама! Спасайся кто может!
Звенит посуда. Звенят голоса. Звенит магнитофон. Звенит в голове. Все расплываются, чужие. Говорят, гудят, смеются.
– Я не пьяна!
Ника четко видит картину на стене. Понимает все, что говорят.
– Я хочу напиться!
Неправда, она никогда не позволит себе слишком запьянеть, потому что пьяные женщины – некрасивы и глупы.
– Я хочу танцевать!
Выполняется каждый каприз. Ника – королева.
Дима – так Дима. Ника приглашает Диму. Шурик все равно только Никин. Шурик ревнует. Ника видит: он хотел пригласить ее. Марина ждет, не пригласит ли ее Шурик. Но Шурик смотрит на Нику и курит.