– Ну да. Тебя это смущает?
– Да нет, какая мне разница, какой у тебя бизнес. Главное, чтоб ты мне денег дал. А ты что, и вправду дашь?
– Я же сказал. Но, может, все-таки дашь сначала эту твою книгу посмотреть?
– Могу дать, хоть завтра. Но только она в рукописи.
– А у тебя что, почерк плохой?
– Плохой.
– Ну, плохой так плохой. Ничего, разберусь как-нибудь.
–Так значит в твой клуб?
– Тогда собирайся.
– Ах да, я же не при параде. А в джинсах что, туда пускают?
– Пустят. Вставай, и пойдем.
– А не боишься?
– Чего не боюсь? – не понял Павел. – Тебя?
– Ну что увидят тебя с глупой девицей, которая прославилась сегодня чуть ли не на весь город?
– Мне все равно, кто что говорит.
– А ты не женат?
– Нет, не женат.
Ника потянулась и пошла к выходу. Павел ей начал казаться интересным. Она вообще очень быстро увлекалась. Но ей не понравилось, что он не сказал ей, что ничего глупого она там, на площади, не сделала. А так получалось, что он тоже считает ее поведение, мягко говоря, неумным. Ника решила ему это потом припомнить. Но сейчас ее волновало другое, и она поинтересовалась, как бы между прочим:
– А на чем мы поедем?
– На том же, на чем приехали, на чем же еще? – удивился ее вопросу Павел.
– А как же коньяк? Ты же пил.
– А, ты об этом. Не волнуйся, меня не останавливают.
Ника говорила не об этом, но уточнять не стала, а вздохнула только: «Тогда я на заднем сидении».
Дорогой Павел неожиданно заговорил о книге.
– Давай, пока время есть, поговорим о деле, – начал серьезно, почти совсем по-деловому.
– О каком деле? – не сразу поняла Ника.
– Ну, о книге твоей. Она что, о смерти?
– Что-то вроде того.
– Любопытно. И большая?
– Достоинства книги оцениваются не по ее объему.
– Значит, все-таки маленькая.
– Общая тетрадка в клеточку. Школьный стандарт.
– Интересно, как можно целую тетрадку исписать, описывая смерть. Так много – и не о чем.
– Она тоже заслуживает внимания. Как можно писать о жизни, если есть она? Жизнь конечна, временна и так далее, а она – вечная.
– Ты ее боишься?
Удивленно вскинула голову, собралась было заметить, что это к делу не относится, но почему-то захотелось ответить честно и откровенно. Может, потому что он сам заговорил об этом, значит, хотел понять, и потому еще, что устала Ника носить это в себе.
– Да, боюсь, – призналась тихо.
И захотелось сильно заглянуть ему глаза, но он сидел впереди и смотрел на дорогу.
– А ты боишься?
– Нет, – ответил уверенно, – не боюсь.
– Не обманывай, зачем? Ее все боятся. Я же с тобой откровенно, – обиделась даже.
– А если я и вправду не боюсь? Да, я знаю, что не минуешь ее. И в бессмертие души не верю. Но не боюсь почему-то.
Машина остановилась у светофора, и он обернулся на мгновенье. Нике удалось заглянуть ему в глаза, и она поняла, что он не лжет.
– Почему? – спросила изумленно.
И захотелось что-то сделать, прикоснуться к нему, что ли, чтобы перенять часть этого спокойствия перед той, кого боялась Ника очень, даже забыть не могла: что бы ни делала, всегда в мозгу молоточками: «А ведь ты скоро умрешь. Для тебя не будет ничего. Тебе будет никак, ни плохо, ни хорошо. Она приближается, слышишь? С каждой секундой она все ближе и ближе. И тебя, Ника с каждой секундой все меньше и меньше».
А Павел впервые видел человека, который был молод, красив и, по всей видимости, здоров, а думал о смерти.
– То, что я не боюсь, – это естественно, Ника. Потому что естественно жить и естественно умирать. Всему свое время, понимаешь? И для меня, видимо, сейчас время наслаждаться жизнью.
– Я понимаю. Ты просто стараешься не думать об этом, ты можешь забыть. Научи меня забыть, – попросила, и коснулась лбом его плеча. Коснулась и выпрямилась тут же, и неловко за себя стало, даже стыдно.
Сделал вид, что не заметил ничего. «Кури», – предложил Нике.
Они замолчали надолго, и думали они друг о друге.
«Вероятно, она все-таки больна, психически больна. Не в том смысле, что шизик, а все-таки это ненормально – в ее возрасте так много думать об этом, так бояться смерти. Такое обостренное восприятие мимолетности жизни – явный признак нервного расстройства», – думал Павел о Нике. И хотелось ему обнять ее крепко, успокоить, спасти от этого страха, оберегать ото всего. Хотелось сделать что-то, чтобы забыла эта хрупкая девушка о смерти, и чтобы поверила, что он ее ото всего защитить сможет, даже от этого.
А Ника завидовала спокойствию Павла, уверенности в себе и силе, которые ощущались ею идущими от него даже физически как нечто теплое и уютное. И доброе, конечно же. И очень не хотелось ей потерять все это.