Тогда-то и возникает такая проблема: сделать еду вкуснее, чем она есть на самом деле. Но у Сени, вот уже который месяц не было подобных проблем. Он ел, когда хотел есть — и точка. А сейчас он хотел. Тем более холод на пару с голодом, который он ощущал еще в Бовенгронде, поспособствовали.
Немножко приглушив аппетит, Сеня решил перейти к основной трапезе немного попозднее. А для начала и проблему холода худо-бедно попытаться решить с помощью своей новой (имплантированной в Замке-Над-Миром) способности. Пройдясь по опушке заснеженного леса, Сеня собрал сухих веток и сучьев, сложил костер и поджог его слабой молнией. После чего вернулся к поверженному Масдулаги и вырезал кусок побольше.
С этим куском в руках Сеня немного разгреб снег ногами и присел у костра в ожидании рассвета. Сидел, откусывая от того, что когда-то было частью грозного чудовища, поглядывал на огонь и ждал.
Лишь когда ночь сменилась серыми сумерками, в которых уже не страшно было бродить по камням, рискуя оступиться и сломать ногу; когда желудок был набит настолько, чтобы ощутить тяжесть, а главное — со стороны пещеры зазвучали голоса пробуждающегося племени, Сеня не спеша направился к пещере. Но прежде отрезал кусок кожистого крыла Масдулаги. Как дополнительное доказательство своей правоты… нет, своего сверхчеловеческого могущества.
— Картина Репина «Не ждали»! — в приступе хулиганского задора выкрикнул Сеня, переступая порог пещеры и помахивая куском крыла Масдулаги, — или все-таки?.. Есть в этой дыре хоть один человек, который верил, что я вернусь живой?
Сразу несколько хелема обернулись на его возглас… узнали нежданного пришельца. Сеня со злорадством ловил на себе их взгляды, полные удивления, переходящего в просто-таки священный ужас. Словно он с того света вернулся, ни дать ни взять.
А может, кусок крыла в Сениной руке поспособствовал. Точнее, узнавание того, от чьего именно крыла был отрезан данный кусок.
— То есть, ответ отрицательный, — все так же, не снижая тона, провозгласил Сеня, истолковав испуганно-удивленные взгляды хелема, — и напрасно. Потому что я…
Один из хелема решительно двинулся ему навстречу, держа наготове копье. Сеня вскинул руку, свободную от куска крыла, мысленно обратился к «Нафане» — и небольшая молния, метнувшись в сторону смельчака, ударила в его копье. Точнее, в древко. Заставив его мгновенно вспыхнуть в руках хелема.
Испуганно заорав, тот бросил горящее копье на пол пещеры и испуганно попятился. И следа не осталось от его боевитости.
— …потому что я — могучий Сейно-Мава! — не прокричал, а чуть ли не проревел Сеня, до предела напрягая связки, — Дух-Приносящий-Огонь!
Хелема, кто попятился куда-то вглубь пещеры, кто просто в сторону подался, не желая попадать под горячую (в прямом смысле) руку вернувшегося и явно разгневанного небожителя. Матери прижимали к себе детей, кто-то приседал перед Сеней на корточки — единственная поза, принятая в этом племени для выражения почтения.
И все расступались, спеша убраться с его пути, пока Сеня неспешно вышагивал, углубляясь в скудно освещенный кострами мрак пещеры.
— Есть здесь еще кто-то, кто сомневается, что я Сейно-Мава? — громко вопрошал Сеня, поглядывая по сторонам, — кто-то, кто думает, будто и это фокус? Может, кто-нибудь и теперь захочет меня разоблачить… уличить? А? Повторить то же, что я проделал с копьем того дурака?!
Он нарочно не называл никаких имен. Кого он имел в виду в качестве разоблачителя, хелема знали и так. Помнили. Осталось найти, осталось дождаться этого «кого-то». И в доступной… предельно доступной даже для первобытных людей форме указать ему на его ошибку. Носом ткнуть. Показать, насколько этот «кто-то» промахнулся.
Или, если угодно, прилюдно посрамить.
И «кто-то» не заставил себя ждать. Хубар вышел Сене навстречу, передвигаясь непривычно мелкими суетливыми шажками. Словно был немощным стариком, еле держащимся на ногах. Или смертником, которого гнали к месту собственной казни.
Когда между ними осталась от силы пара шагов, Сеня вскинул свободную руку… вернее, указательный палец. Вырвавшаяся из него молния мгновенно подожгла бороденку шамана. Тот вскрикнул — больше от испуга и неожиданности, чем от боли. И, охая, сбил ладонями нарождающееся пламя.
— Слабо повторить? — с иронией в голосе и сугубо риторически вопрошал Сеня, глядя на быстротечную схватку Хубара с собственной загоревшейся бородой, — ну как тогда… с зажигалкой.
Шаман уже успел потушить огонь и теперь молча взирал на Сеню, в ужасе выпучив глаза. Сеня даже испугался, как бы этого, немолодого уже, человека удар не хватил. А ведь он планировал сохранить жизнь Хубару. Даже несмотря на его роль в едва не состоявшемся его, Сени, жертвоприношении.
— Хотел скормить меня Масдулаги, — произнес Сеня, нарочито пытаясь подпустить в свой голос нотки укоризны, — а вот оно как вышло!
С этими словами он бросил обрезок крыла монстра под ноги шаману.
— Масдулаги сам мне на завтрак угодил… или на поздний ужин. Там, кстати, еще осталось. И немало. Подходите! Я угощаю! — последние слова Сеня уже выкрикивал, адресуя всем хелема в радиусе его видимости.
Те зароптали, тревожно переглядываясь.
— Да вы не бойтесь… вернее, пусть хелема не боятся, — обратился Сеня к пещерным обитателям, перейдя на привычную для них манеру речи, — Масдулаги вполне съедобен… хотя, думаю, лучше все-таки разогреть. Сейно-Мава плохого не посоветует.
Возможно, именно последняя фраза возымела действие. Несколько хелема направились к выходу. Еще несколько показались из темных закутков пещеры и последовали их примеру. Среди этих, последних, Сеня не без радости узнал Макуна и Каланга.
— Сейно-Мава простит Каланга? — робко спросил последний, проходя мимо Сени, — Каланг всегда верил в Сейно-Мава. Но другие хелема не верили… и других хелема было больше.
В ответ Сеня кивнул ему молча и с легкой улыбкой. Прекрасно помня, как Каланг и Макун пытались за него вступиться, но были оттеснены соплеменниками. Их легковерным и боязливым большинством.
Затем Сеня снова повернулся к Хубару. Тот покорно стоял, ожидая своей участи.
— Теперь Хубар признает, что чужак Сейно-Мава, — проговорил шаман, — Сейно-Мава показал свою истинную силу. Доказал…
О да! Именно таков и был главный аргумент для первобытного человека. Кто сильнее, тот и прав. Сеня знал об этой особенности дикарской психологии. Но все равно слегка оторопел от той легкости, с которой сей стареющий крыс, давеча разоблачивший его перед всем племенем, теперь признавал собственную неправоту. Без тени моральных терзаний и угрызения совести. А лишь потому, что оппонент оказался сильнее. И никаких патетических возгласов типа «не могу поступиться принципами». Потому что принцип непреложный у пещерных людей один. Какой — смотри выше.