Самолет не вернулся
В октябре на Кольском полуострове уже настоящая зима. Вместе с ней приходит полярная ночь. Земля плотно окутывается снегом, начинаются сильные морозы, налетают снежные заряды. Мне, привыкшему к южному климату, такая ранняя и суровая зима была в диковинку. В Крыму октябрьское солнце еще щедро греет землю, море. Страшно и больно было думать, что враг захватил Крым, что сейчас там идут кровавые бои.
В небе Заполярья тоже не утихает гул воздушных сражений. Немногим больше трех месяцев идет война, но многие североморские летчики уже отличились в воздушных боях с врагом. Число сбитых машин со свастикой и черными крестами неуклонно растет.
Я старался не отставать от своих боевых товарищей и уже имел на своем счету шесть вражеских самолетов. Получил первую правительственную награду — орден Красного Знамени.
Трудно найти слова, чтобы рассказать, как я обрадовался такой высокой оценке моих боевых действий. В первые дни, получив награду, я вел себя совсем как мальчишка: не мог налюбоваться на свой орден. Когда ложился спать, смотрел на него, когда просыпался «здоровался» с ним. Если в землянке, кроме меня, никого не было, поспешно вешал на спинку стула свой парадный китель с привинченным к нему орденом, сверху ставил фуражку… остальное дорисовывало воображение…
25 октября 1941 года по боевой тревоге я и мой друг Дмитрий Соколов поднялись в воздух. Мороз был крепкий. Сильный ветер сдувал толстый снежный покров с гребней промерзших скал, и они густо чернели на белом фоне. Под плоскостями самолета мелькали замерзшие озера и реки, низкорослые северные кустарники и в беспорядке разбросанные гранитные валуны…
Вскоре привычная картина исчезла из поля зрения: мы попали в облачность и стали пробиваться вверх… Первый ярус кучевых облаков остался позади. Высота более шести тысяч метров. И тут ниже нас неожиданно появились четыре «Мессершмитта-110». Несомненно они направлялись к Мурманску!
Мы немедленно пошли на сближение с противником. Вот уже виден желтый камуфляж фашистских самолетов, черные кресты на плоскостях.
— Идем в атаку! — передал я ведомому и с высоты ринулся на головной самолет вражеского звена.
Несколько мгновений — и «мессер» попал в сетку прицела. Даю длинную пулеметную очередь по мотору и по кабине летчика. Из мотора вырвался дымок, через минуту «мессершмитт» загорелся и начал быстро терять высоту.
Один есть! Но как быть с остальными? Надо скорее, пока они не пришли в себя, вновь атаковать их. Я рванул свой самолет влево и пристроился ко второму «мессершмитту». За третьим стремительно гнался Соколов. Но только успел поймать «мессер» в сетку прицела, как из облаков вынырнул еще один гитлеровский самолет. Даю короткие пулеметные очереди. Мимо! А патроны уже все. Что делать? На этот вопрос я не успел себе ответить: вражеские пули хлестнули по плоскости и кабине самолета, и в ту же секунду я почувствовал тупой удар в правое бедро.
«Ранен», — пронеслось в моем сознании. Решаю: раз боеприпасов нет, пойду на таран. Не дам уйти врагу!
Увеличив обороты мотора, лечу наперерез фашисту. Быстро приближается вражеский самолет. Вот он уже совсем рядом… Решаю бить по хвосту. Резкий удар — и меня едва не выбросило из кабины. Винтом своего самолета я обрубил хвост «мессеру», и он упал камнем на сопки.
Но и мой самолет был сильно поврежден, он дрожал, словно в лихорадке. А я не знал, как помочь ему, как его «вылечить». Неожиданно забрав влево, самолет сорвался в штопор. С большим, очень большим трудом я вывел его из этого опасного положения.
Невероятно быстро бегут навстречу сопки и крутые гранитные скалы. Куда же садиться? В длинном извилистом ущелье вижу небольшое замерзшее озеро. Решаю — только здесь. Чтобы предупредить пожар, который мог возникнуть при ударе, выключаю зажигание и перекрываю краны бензобаков. Очки поднимаю на лоб, левой рукой упираюсь в передний край кабины.
Сел на лед, не выпуская шасси. Машина, пробороздив глубокую канаву, остановилась. В кабину ворвался горячий пар: радиатор порядком помялся при приземлении.
Открыв колпак кабины, с облегчением вдохнул чистый морозный воздух и вдруг услышал рокот мотора: над озером на бреющем полете пронесся Дмитрий Соколов.
«Спасибо, друг!» — подумал я.
Дмитрий кружил надо мной до тех пор, пока не разыгралась снежная пурга. Последний раз качнув крыльями, он улетел за сопки. Я долго провожал его взглядом.
Теперь я остался один, рядом — покалеченная машина… Что предпринять?