В воздушных сражениях с гитлеровскими асами Василий Хряев одержал немало побед. Он защищал Севастополь, Одессу, Керчь, Новороссийск. Успешно прикрывал от налетов вражеской авиации наши корабли, транспорты и наземные войска, сопровождал бомбардировщики. Больше десятка вражеских машин уничтожил в боях Василий Хряев.
Я побывал в Ейском высшем авиационном училище за несколько дней до славного сорокалетнего юбилея. Приехал я сюда после большого перерыва. Многое переменилось: и люди уже другие, и самолеты, и оборудование. В комнате боевой славы я увидел макеты старых боевых машин: Р-1, И-1, И-5, И-16, СБ. Рядом с ними стояли макеты современных реактивных самолетов. Это была очень красноречивая иллюстрация истории советской военной техники, темпов ее развития. Курсанты, продолжатели нашего дела, заполняли знакомые аудитории… Я чувствовал волнение и думал о том, что эти чудесные ребята, если Родине будет угрожать опасность, так же как и мы, не жалея сил, встанут на ее защиту. А на стенах висели портреты известных всей стране летчиков — воспитанников училища. Среди них было немало моих однокурсников.
Я долго стоял перед портретами своих друзей и думал о том, сколько пришлось им перенести в жизни. Их молодость прошла в непрерывных боях, вместо музыки приходилось слушать грохот орудий, взамен песни — пулеметную и винтовочную стрельбу…
Трудная, но прекрасная молодость! Борису Литвинчуку, Геннадию Цоколаеву, Демьяну Осыке и Василию Хряеву было с кого брать пример: подвиги героев гражданской войны говорили об огромной душевной силе и высоком патриотизме коммунистов.
Сейчас в Ейском училище учится талантливая молодежь. Курсанты летают на новых сверхзвуковых реактивных машинах. У каждого из них свои мечты, свои достижения. И старшие товарищи, чьи портреты висят в комнате боевой славы, своей героической судьбой всегда зовут их к подвигу.
Неоконченный разговор
Вечер подкрался незаметно. Пока я шел по близким к вокзалу улицам, было еще светло и сильный осенний ветер гнал к морю тяжелые облака. На западе клубились темные, с пушисто-белой каймой тучи. Уходящее на отдых солнце так и не сумело прорваться сквозь их толщу и послать на землю хотя бы один, даже самый слабый прощальный луч.
Как только на город спустились сумерки, он сразу стал серым, неприветливым. Но тут же вспыхнули огни, много огней; они ярко горели в уличных фонарях, светились в окнах домов. В конце убегающей вверх улицы засияло золотом электричества большое здание гостиницы. По соседству с ней стоял скромный небольшой дом. В этот дом я и спешил… Улица круто поднималась в гору, и идти было нелегко.
Усталый, я поднялся на второй этаж и позвонил. Дверь открыл хозяин — Анатолий Калитников. Радостно-возбужденный, он обнял меня за плечи:
— Ребята давно собрались, тебя ждем. Пошли скорее!
Я извинился:
— Друг ко мне заглянул… повидаться… Проездом он здесь был. Проводил его на вокзал — и сразу к тебе.
В столовой весело шумели наши летчики-североморцы. Жена Анатолия Лида, сильно разрумянившаяся не то от плиты, не то от хлопот, усаживала гостей за стол и шутливо приговаривала:
— В тесноте, да не в обиде.
Я поздоровался с присутствующими и поискал глазами Василия Смагина — техника самолета Калитникова. Но Василия не было. Странно!.. У Анатолия такой праздник — долгожданное новоселье, а самый близкий товарищ почему-то не пришел. Жаль… Я знал Смагина давно. Это — интересный человек, у него многое можно узнать, многому научиться: он всерьез увлекается новой техникой, и не только авиационной.
Я сразу обратил внимание на отсутствие Василия Смагина еще и потому, что только недавно расстался на перроне вокзала со своим боевым товарищем Степаном Ильченко, уехавшим в Ленинград, техником самолета, на котором я сражался во время войны в небе Заполярья. До чего же дорог мне Степан! В тяжелые боевые будни, когда не раз одному бывало непосильно трудно, вместе мы всегда находили выход из любого положения. Со Степаном мы были неразлучны. Встречая нас, товарищи приветствовали шутливо-торжественно:
— Экипаж машины боевой!
Вскоре после войны Степан уволился в запас, работал на Севере, а сейчас, получив назначение в Ленинград, заехал попрощаться со мной.
Последнее время мы виделись с ним редко, переписывались, признаться, тоже не очень часто, но фронтовую дружбу не теряли.
Улучив удобную минуту, спрашиваю Анатолия:
— Почему не пришел Смагин?
На добродушном, оживленном лице Калитникова появляется недоумение:
— А я и не звал Василия… Ты же видишь… одни летчики…