— Нет, Платон Тимофеевич, еще рано останавливаться! Надо искать, искать, искать!..
Макаров встал с подоконника, быстрыми шагами подошел к Трунину, обнял за плечи, попросил:
— Посидите со мной вечерком, поговорим, посоветуемся. Ведь не на легкое дело мы решились.
— Я давно хотел, Федор Иванович, но… как-то неудобно было навязываться.
— То-то и оно! — вздохнул Федор. — Поручения мои выполните, забежите ко мне на минутку и опять торопитесь восвояси.
— Не привык я к иному, Федор Иванович. Власов не одобрял мои советы, все только своими руками… И я, думаете, доволен этим? Вы же знаете, что я умею не только протягивать руки, мол, давайте мне какую-нибудь работу…
Федор оживился. Посмотрел внимательно в глаза помощника.
— Так что же, кончим вращение вокруг самих себя? Этим вопросом Федор смутил Трунина, которому и
в самом деле казалось иногда, будто на заводе мало кто знает, что в конструкторском бюро работает некий Платон Тимофеевич. Он был в коллективе незаметным человеком. Но в нем жило постоянное убеждение, что он мог бы сделать значительно больше того, что практически выпадало на его долю, что наступает конец безликой жизни. Бодрило сознание, что он нужен, что в нем нуждаются.
Сказал, невольно протянув руку для благодарного пожатия:
— Можете на меня рассчитывать, Федор Иванович! Макаров пожал его руку.
— Трудно будет, Платон Тимофеевич! Но учтите, трудности- наилучший в жизни учитель. Без трудностей большое сделать невозможно!
— Я все понимаю, Федор Иванович, — горячо откликнулся Трунин. — Василий Васильевич, бывало, не доверял мне… А вы зовете! Я знаю, что не стану рядом с вами — устарел. Но грузите на меня всю черновую работу — спина у меня крепкая, выдержит!..
Глава девятая
После работы Бобров решил пройтись в город пешком.
Неторопливо шагая по дороге, он с жадностью вдыхал тонкий запах деревьев, доносимый легким ветерком из заречного леса. На реке протяжно гудел пароход. Кто-то кричал оттуда: «Давай, давай!» Гудок и крики, расплываясь над чернеющим полем, медленно замирали вдали. Неожиданно совсем рядом послышался мягкий девичий голос:
— Разрешите пристроиться?
— Наташа! — обрадовался Бобров, протягивая руку. — Что так поздно? Работы много?
— Недостатка не ощущаю.
Дальше пошли рядом, шагая нога в ногу, разговаривали. Петр шумно, Наташа задумчиво и менее охотно, лишь отвечая на вопросы.
— Обычно я ухожу с работы значительно раньше, — говорила она. — Сегодня задержалась. Долго беседовала с Власовым. Жаловался он, говорит, дочь у него больна.
— Нина? Что с ней? — удивился Бобров.
— Понятия не имею. Отец рассказал, что она однажды швырнула тарелкой. Мать склонна к мысли, что Нина нервнобольная. Но он с ней не согласен. Я обещала зайти.
— А ты не обратил внимания, каково самочувствие самого Власова? — спросил Бобров.
— Ужасно возбужден, взвинчен. Я полагала, что это связано с Ниной. А почему ты спросил, Петя?
— Просто так. Ведь он не чужой мне…
— Петя?.. — Наташа замедлила шаг, заглядывая в лицо Боброву. — Не связано тут что нибудь с работой?.. С Макаровым не связано?.. Они же с ним вместе!
— Вот уж и кольнуло в сердечко? — засмеялся Бобров.
— Тебе слова нельзя сказать! — обиделась девушка.
— Н-да… — вздохнул летчик. — Мне завидно, как хорошо у вас с Федором получается…
— Не надо завидовать, Петя, — сдержанно попросила Наташа. — Боюсь, что ты ошибаешься. Не так уж у нас все хорошо, как тебе кажется.
Взвешивая Наташины слова, Бобров заметил:
— Не пробежала ли черная кошка?
— Никакой кошки я не видела. И Федю много дней тоже не видела. Как-то позвонила ему в обеденный перерыв, а он кричит: «Наташка, я совершенно запарился!» И голос чужой какой-то… Потом стал оправдываться. Так что нечему завидовать, Петя. Может, у нас с Федором не так уж прочно, как кажется со стороны.
— Но представь, Наташа, ведь это точно, что он запарился, — озабоченно проговорил Петр. — Даже ночевать домой не является. Зайдем ка к Анастасии Семеновне. Она все одна. Вот обрадуется!
— Не знаю, удобно ли, — в раздумье молвила девушка. — Я очень давно была у них. А вдруг Федор дома?.. Подумает еще, что ищу с ним встречи. Неудобно, понимаешь.
— На работе он. Зайдем?
— Ну, хорошо, — как-то неожиданно согласилась она.
Когда они поднимались на третий этаж, Петр услышал позади себя знакомые шаги. «Люда!..» Он оглянулся, и чувство обиды шевельнулось в груди.