— А меня — никто!..
Поезд двигался все тише и тише. Навстречу неслись восторженные, радостные голоса встречающих.
Анастасия Семеновна, мать Федора, стояла в сторонке, всматриваясь в тех, кто спускался со ступенек вагонов. И вдруг она рванулась навстречу, заулыбалась. «Наконец, вернулся!»- лицо сияло от радости, выпрямившей согнутые плечи ее.
— Мама! — воскликнул Федор, резко шагнув навстречу ей. — Здравствуй, мама! Пришла, мороза не побоялась… Спасибо!
Анастасия Семеновна прильнула к нему, расцеловала.
— Кому же, Федюшенька, встречать-то тебя, как не мне? — сказала дрожащим от волнения голосом.
— Ох, мама, мама!.. — смеясь, повторял Макаров.
Он оглянулся. Из вагона выходили последние пассажиры, но Кати нигде не было. «Ушла, даже не попрощавшись!»- упрекнул ее мысленно.
Поспешно взяв чемодан, поддерживая мать рукой, направился к выходу в город. Спрашивал на ходу:
— Дома все ли в порядке, мама? Как вы тут?..
— Что же не в порядке может быть в нашем-то доме? — говорила Анастасия Семеновна. — Все ждала тебя. Ночи-то темные, длинные… Сколько передумаешь, перетревожишься… А тебя все нет и нет! Тосковала я тут, сынок.
Усевшись в машину, мать всю дорогу не выпускала из своей ладони теплую руку сына.
На второй день утром к Макарову явился сосед, адвокат Давыдович, чтобы засвидетельствовать свое уважение. Он не вошел, а вбежал в квартиру — маленький, круглый, не по годам подвижной.
— С возвращением, дорогой соседушка! — потирая руки, торжественно воскликнул он. — Сколько лет, сколько зим вы были в отлучке!.. Сколько, — в самом деле?., запамятовал.
— Целых два месяца, Михаил Казимирович, — ответил Макаров. — А как же здесь вы — все по судам? Хлопочете… суетитесь, как всегда?
— Что поделаешь!.. — развел руками Давыдович. — У людей нужда, обращаются ко мне… Судьба! Просить хочу вас, заглянули бы вечерком. Жена у меня, вы знаете, какая мастерица в части чего-нибудь вкусненького… Просим всем семейством. Мы так обязаны вам за Люду. Дочь говорит, что всю жизнь будет считать вас своим учителем… — И, вытащив из кармана жилета большие часы на серебряной цепочке, заторопился: — Ох, извините — дела! Так ждем вас, дорогой Федор Иванович…
Проводив Давыдовича, Макаров пожал плечами, усмехнулся.
— Странный человек… Вы замечаете, мама. — Мать только махнула рукой.
— Жадный к деньгам. Не любил его твой отец. За жадность, помню, не любил. На вас я смотрю, на заводских — работаете на одном месте, на своем. Всего хотите больше да как лучше сделать. Землю чувствуете ногами. А он… сколько раз поступал служить — нигде не может усидеть. Побыл неделю и покатился в другое место. Будто ветром гонит человека. И старость его не держит…
— Однажды объяснил он мне, — с усмешкой вспомнил Макаров. — «Наша профессия, — говорит, — заставляет нас ходить под руку с холодной жабой. Что же, приходится, коль платят гонорары».
— Ему все равно, — вздохнула. Анастасия Семеновна. — А вот отец твой брезглив был. Грязного человека не стал бы защищать, хоть озолоти.
В комнате чувствовался аромат свежих пирожков. В раскрытую форточку, над которой дышала белоснежная шторка, врывались холодные струи воздуха. Перетирая помытую посуду, мать говорила задумчиво:
— А тебе, Федя, не нравилась профессия отца… Очень! он хотел, чтобы ты по юридическому делу пошел. Не забыл, как он тебя?..
Макаров потер ладонью лицо, воскрешая воспоминания об отце, погибшем на войне, сказал:
— Нет, помню… Когда еще я ходил в десятилетку, папа нередко водил меня к себе на работу, в коллегию защитников. Вот там, должно быть, и родилась во мне антипатия к ремеслу копания в не очень чистых человеческих душах. Нет, мама, авиация — это высоко, благородно… Она по душе — моя целиком!
Анастасия Семеновна, опасаясь, как бы сын не понял ее так, будто она в чем-то упрекает его, поторопилась успокоить:
— И слава богу, если твоя. Всякому человеку дорого, что душе его мило.
— Ну, мне пора на завод, мама! — привычно сказал Макаров.
— Соскучился? — улыбнулась мать и заметила как бы мимоходом: — Наташу давненько я не видела…
Макаров промолчал, смущенный намеком матери. Из своих отношений с Наташей он не делал тайны: но и не очень откровенничал с матерью.
Глава вторая
Выйдя из дому, Макаров широко зашагал по тротуару, свободно и глубоко вдыхая морозный воздух. Решил пройтись пешком до завода. Очутившись за городом, окинул взглядом окрестности. С возвышенности, на которой он остановился, открылись дали полей, скованная льдом река, заснеженные низины лугов, тянувшихся до темной полосы хвойного леса на горизонте.