Он долго стоял лицом к двери, погруженный в невеселые думы. И всякий раз, как только начинал вспоминать внезапное озлобление Власова, тотчас чувствовал, что и его охватывает злость. Однако тут же предупреждал себя: «Постой, не кипятись. Тебе не пристало барахтаться в собственном самолюбии, не то выкопаешь оттуда такое, что сам не рад будешь. Амбиция плохой советчик в нашем нелегком деле».
Вспоминая все сказанное Власовым, он чувствовал, что этот короткий разговор как-то сразу отбросил их друг от друга на большое расстояние. Но Макаров этого совсем не хотел. Мучившие его сомнения усилились. Нет, в такое время ему нельзя оставаться одному. Подавив самолюбие, он вышел из кабинета с твердым намерением продолжить разговор с Власовым. Но едва он подошел к его рабочему месту, едва сказал несколько слов, как Власов с досадой пожал плечами,
— Охота вам спорить, Федор Иванович. Мы все равно ни в чем не убедим друг друга.
— Нет, Василий Васильевич, мы будем спорить! — вспылил Макаров. — Да, будем! Как вы не хотите понять…
— Я понимаю, Федор Иванович, — перебил Власов, еще ниже склонившись над" чертежом. — Понимаю даже то, чего вы не можете понять.
«Ну, хорошо, я все же заставлю выслушать себя! Найду средство!»- решительно подумал Макаров, отходя от стола своего заместителя.
Минут через десять к Власову подошла Людмила Давыдович.
— Василий Васильевич, вас Федор Иванович просит. Возле модели уже собрались конструкторы… — И тихо добавила: — Наверное, будет ставить новую задачу.
— Возможно, Людмила Михайловна… — буркнул Власов, резко поднявшись. — Будет…
Возле модели самолета действительно уже собрались работники конструкторского бюро. Всем интересно было послушать, что нового привез ведущий. Власов, однако, остановился на расстоянии от них, прислонившись плечом к стене. Люда слушала со вниманием, то и дело переводя взгляд с Макарова на Власова, желая угадать то, что для нее было необыкновенно важно, от чего может зависеть ее отношение к той новой задаче, которую сейчас объяснял ведущий конструктор. В каждом его слове Люда слышала оттенки спокойствия и уверенности. Ей сейчас все в нем нравилось. Власов же казался каким-то разочарованным, стоя в своем безучастном молчании в отдалении от тех, кто окружал Макарова. «Неужели он решительно против идеи Федора Ивановича?»- подумала Люда и тайком вздохнула, предчувствуя что-то неприятное для нее лично и для всего коллектива конструкторов.
После беседы с конструкторами Макаров почувствовал облегчение в душе. Видел, что они понимали его, что он может рассчитывать на их поддержку. Подошел к Власову, дружески взял его под руку, заговорил искренне:
Василий Васильевич, я всегда считал вас своим учителем. Прежде вы говорили, что ваш ученик научился видеть…
— Вероятно, я ошибался, — высвободив свою руку, холодно ответил Власов.
Помолчав, Макаров отступил от него и пошел быстрой походкой вперед. Власов проводил его полузастывшим взглядом. По его нависшим, соединившимся над переносицей. бровям было видно, что в груди его бушует буря негодования.
Вернувшись к себе в кабинет, Макаров сел за стол, в отчаянии покачал головой. Неужели Власов достиг предела своих возможностей?
Неожиданно резко вскочил, несколько раз прошелся по кабинету, остановился и, опустив на стол увесистый кулак, произнес громко:
— Переделаем!
С таким настроением он покинул конструкторскую в конце рабочего дня и скоро очутился в передней заводской поликлиники. Там встретила его старушка — санитарка Федосеевна.
— Федор Иванович! Заболели?.. — спросила она, ставя на столик таз с пробирками.
— Мне бы Наталью Васильевну. Старушка чуть лукаво взглянула на него.
— Понимаю…
Макаров пошел за ней и оказался в небольшой опрятной комнате, с чистым натертым полом, с диваном и двумя круглыми столиками, вокруг которых были расставлены белые табуретки.
Он не сел, а продолжал стоять лицом к двери, за которой скрылась санитарка.
Федосеевна скоро вернулась и, провожая его через вторую комнату, шепнула:
— Доктору я не сказала, какой «больной» пожаловал. Час поздний. Но принять согласилась…
В этот миг дверь в кабинет врача распахнулась и на пороге появилась в белоснежном халате Наташа Тарасенкова. Увидев Федора, она от неожиданности подняла руку к груди. Ее глаза блестели. Овладев собой, она тихо пригласила:
— Заходите, прошу вас!
Пропустив Федора вперед, Наташа прикрыла за собой дверь и встала на расстоянии — высокая, свежая, взволнованная внезапной встречей. На ее широкий лоб и розовые щеки выбились из-под белой шапочки тонкие пряди шелковисто белокурых волос. Долго молча глядела она на Федора. С ее полных, красиво очерченных губ рвался радостный вскрик. Она вся как-то озарилась улыбкой, радостной и лучистой.