— Орел потянул тысячу сто тридцать пять унций пятнадцать гран, — торжественно заявил Сэм Маллет. — А какой большущий — двадцать шесть с половиной дюймов в поперечнике и одиннадцать с половиной в длину. Оценили его тогда в пять тысяч шестьсот пятьдесят пять фунтов, ну, а сейчас пошел бы вдвое дороже.
— И всегда-то ему не везло, этому Спаду Мэрфи, — задумчиво произнес Дэлли. — Самый невезучий человек, какого я только знал. Если бы с неба посыпался горох, он и то сумел бы подцепить не больше чайной ложки.
Когда взрыв смеха утих, Билл, к великому возмущению Динни, заметил:
— Одно время ходили слухи, что Золотой Орел — это сплав.
— Как же! — возмутился тот. — Так и проведешь ларкинвильцев! Уж мне-то можешь не рассказывать. Если бы в нем была хоть капля теллурида, разве бы он вызвал столько шуму?
— Вы уверены? — небрежно осведомился Билл. — М-да, в Калгурли и Боулдере, как видно, ничто не изменилось за мое отсутствие, — добавил он, чтобы перевести разговор на другую тему и дать Динни поостыть. — Все тот же запах, те же отвалы у дороги, та же компания собирается поболтать на веранде у Гаугов!
— Ты забыл про погромы, Билл, — сказала Салли.
— Правильно! — Билл словно пробудился от сна. — Они ведь вспыхнули вскоре после того, как я уехал на Север.
— Скверное было дело! — Динни помолчал и прочистил обгоревшей спичкой трубку, словно его воспоминания тоже нуждались в прочистке. — Похуже, чем первые стычки с иностранцами, Билл. Прямо какое-то помрачение ума, да и только. Началось это так же, как и в тот раз. Со всех концов страны, не только из Западной Австралии, но и из восточных штатов, потекли к нам толпы безработной молодежи. Видят: они без работы, а у иностранцев хорошие места. Как-то раз один демобилизованный, накачавшись пивом в «Прибежище», где всегда полным-полно иностранцев, стал шуметь, и иностранец-бармен вытолкал его вон. У бывшего солдата оказался раздробленным череп, и он вскоре умер. Тут разъяренная толпа обезумела и принялась громить и поджигать принадлежащие иностранцам бары, магазины и рестораны. Началась пьянка и невообразимый грабеж. Над западным концом Хэннан-стрит стояло зарево; на тротуарах валялись фрукты, овощи, рыба, картошка, мука, сахар, кофе, макароны, одежда, осколки битого стекла, взломанные кассы, разбитая в щепы мебель.
— Пиво и вино ручьями лились по мостовой и стекали прямо в канавы, — сокрушенно пробормотал Дэлли.
— Это была страшная ночь. Иностранцы вместе с плачущими женами и детишками бежали в лес. — Гнетущее впечатление от этого зрелища все еще не изгладилось из памяти Сэма Маллета.
— Толпа захватила трамваи и отправилась в Боулдер, — вставил Тупая Кирка.
— Группа итальянцев и югославов окопалась за вокзалом, — продолжал Динни. — Прошел слух, что они там делают бомбы. И вот с дикими криками: «Убирайтесь вон, динги! Убирайтесь вон!» — толпа повалила к окопу. Многие запаслись ружьями и револьверами, наделали ручных гранат из консервных жестянок, начинив их взрывчаткой. Издали слышен был треск ружейных и револьверных выстрелов. Иностранцы не выдержали — выскочили и побежали к отвалу у Айвенго; на бегу они бросали гранаты, а толпа продолжала стрелять по ним. Вот тогда-то и убили Джо Катичи, далматинца. Том знал его — такой славный был парень! Еще чудо, что убит был он один да шестеро погромщиков ранено.
— И, конечно, во всем обвинили коммунистов, — съязвил Тупая Кирка и, улыбнувшись, посмотрел на Билла.
— А как же иначе! — отозвался Билл, закуривая сигарету.
— Но у коммунистов тогда был тут свой человек, такой невысокий малый по фамилии Докер, — продолжал Динни. — Он очень скоро доказал, что все это ложь. Написал листовку, в которой призывал рабочих не принимать участия в преследованиях иностранцев — они-де такие же труженики, как я вы. Коммунисты, мол, против того, чтобы сеять национальную рознь между рабочими. Это значило бы подыгрывать хозяевам, и безработные ничего не добьются, если будут вымещать свою злобу на иностранцах. Надо взять за горло хозяев, изменить условия труда на рудниках — только тогда для всех будет работа. Том и Докер всю ночь провели на ногах, вытаскивали женщин-иностранок и их детей из горящих домов, пытались образумить негодяев, начавших погром. На похоронах Катичи Том произнес речь. Он сказал, что в смерти Джо повинно несколько безответственных идиотов, что все здравомыслящие люди на рудниках возмущены погромом.